Beat The Devil's Tattoo
Глава 5Глава 5. ИСКУССТВО ЖИТЬ В МОСКВЕ
Мой самолет приземляется в московском аэропорту Шереметьево. Теперь самое главное — успеть первой.
В узком проходе к паспортному контролю я несусь, лавируя между финскими бизнесменами. Толкнула одного, другого; мне вслед отпускают нелестные замечания. Но я не обращаю на них внимания, потому что спешу.
Я бегу вниз по лестнице к паспортному контролю, который в это время частенько бывает пустым — предположим, я бежала достаточно резво. Сейчас приземлится китайский самолет. Теперь значение имеет только одно: успеть на контроль до китайцев. Иначе в очереди можно стоять часами, потому что стражи российских границ, как и их коллеги во всех аэропортах мира, с особой тщательностью изучают документы людей с узкими глазами и смуглой кожей.
Только в России это занимает как минимум вдвое больше времени. Когда выстраивается очередь, служащие паспортного контроля даже не пытаются работать быстрее или позвать на подмогу коллег. Пускай люди постоят. Подумаешь, очередь!
Вообще жить в Москве означает одно: предвидеть проблемы и избегать их. Это умение очень важно, например, когда едешь на метро в час пик. Московское метро рассчитано на несколько миллионов человек, но отнюдь не на пятнадцать миллионов — столько живет в Москве сейчас. Проходы слишком узкие. Когда прибывают два поезда одновременно и сотни людей с обоих перронов устремляются вперед, результатом может быть только дикая давка.
Поэтому я научилась бегать — и бегать быстро. Если я вижу, что одновременно с моим поездом подходит другой, я со всех ног мчусь к эскалаторам, пока толпа не сдавила меня. Это если предположить, что я в битком набитом вагоне заранее протолкалась к дверям, чтобы выскочить, как только они откроются.
Здесь надо все время быть начеку, иначе так и будешь плестись позади всех. Никому ничего не дается просто так, ни на работе, ни на улицах, ибо этот город, говоря словами старого советского фильма, слезам не верит. Москва — город бессердечный и в высшей степени несентиментальный; люди здесь борются за выживание и озабочены одним: заработать деньги. «Деньги, деньги, деньги», — отстукивают высокие каблучки по асфальту Тверской или начищенные до лакированного блеска ботинки по Большой Якиманке.
Все ужасно спешат. Жители Нью-Йорка нервно курят в сторонке, если надо обогнать толпу или протолкаться в начало очереди. Чему здесь необходимо научиться первым делом, так это орудовать локтями. Иначе окажешься в конце очереди — да так там и останешься.
Как раз для Москвы в этом нет ничего особенного: русское общество принадлежит тем, кто не боится быть нахрапистым. Я понимаю это, когда в первый раз в жизни принимаю участие в русском телевизионном ток-шоу — программе «Времечко» на третьем канале.
Ведущие программы отказываются сказать мне, что мы будем обсуждать, но я решаю, что речь пойдет о конфликте с Эстонией из-за памятника. Кажется, я угадала; но вот чего я не смогла предвидеть, так это что я к тому же должна буду подробно отчитаться о финской пенсионной системе для ветеранов войны.
Я справляюсь с ситуацией и в общих чертах рассказываю, как функционирует система. К тому же реагировать надо молниеносно: если ты молчишь две секунды, слово передают другому. Я стараюсь изо всех сил, но я принимаю участие в русском ток-шоу в первый раз и русские участники дискуссии с досадной легкостью обгоняют меня (разумеется, никому и в голову не приходит, что стоило бы уважительнее отнестись к иностранцу, для которого русский язык не родной). Главный ораторский прием — говорить всем вместе и просто-напросто перекрикивать собеседника.
Ничего личного. У русских другая культура ведения спора, нежели у нас. Тот, кто стесняется перебивать или говорить вслух одновременно с оратором, просто не получит возможности высказаться.
Одна из самых известных полемических программ называется «Воскресный вечер», ведет ее известный журналист Владимир Соловьев.[2] Обычно он ставит двух-трех политических противников каждого за свой столик и стравливает их друг с другом, словно филиппинских бойцовских петухов. Когда в программе принимает участие популист, спикер Думы Владимир Жириновский — это праздник. Ему нет равных во владении русской техникой ведения спора, он способен произносить монолог несколько минут не переводя дыхания, при этом тон все время повышается, и под конец оратор буквально кричит.
Сам Соловьев с видимым удовольствием прерывает гостей, время от времени читает короткие лекции, иллюстрируя таким образом свой взгляд на проблему. Мне совершенно непонятно, зачем ведущему отнимать время у приглашенных на передачу гостей и рассуждать на темы, в которых гости — эксперты. Мне непонятно, потому что я — ограниченная финка. Ведь гости всегда могут сами перебить Соловьева!
Главное — говорить, не дожидаясь, пока собеседник уступит тебе слово. В России того, кто хранит молчание, не считают загадочным или философом. Он просто считается человеком со странностями. На человека с финскими представлениями — открывать рот, только если тебе действительно есть что сказать, — просто не обращают внимания.
Это я очень хорошо осознала еще до своего дебюта на русском телевидении, поэтому во время передачи стараюсь изо всех сил. Понятное дело, я не специалист ни в том, что касается финской пенсионной системы, ни в вопросах памятников героям, ну и что? Я выкладываюсь по полной. И хотя меня прерывают и перебивают, я недурно справляюсь — через несколько недель мне звонят и снова приглашают во «Времечко». Это один из пережитых в России моментов, которыми я горжусь больше всего.
Чему еще надо научиться в Москве, так это искусству стоять в очереди. Очереди буквально везде, и, если не хочешь провести в них большую часть свободного времени, надо понять, по каким законам они функционируют.
Конечно, проще всего устраивать дела, например, через бюро путешествий или с помощью других посредников, которые берут плату за то, что будут стоять в очереди вместо тебя. Я обычно заказываю билеты на поезд через турагентство. Это немного дороже, но я плачу за удобство — билеты доставляют прямо ко мне домой. Так же можно покупать и билеты в театр, хотя обычно в этом нет нужды — в Москве полно киосков под названием «Театральная касса». Благодаря этой прекрасной системе можно в любом месте города узнать, какие сейчас идут спектакли и цирковые представления, часто — от очень знающих киоскерш. А заодно купить билет. Невероятно удобно. Естественно, такая система работает только в стране вроде России, где интерес к культуре столь велик, что имеет смысл покрыть сетью театральных киосков весь город.
Но бывают исключения, когда в очереди приходится стоять самому. Однажды мне понадобилось зарегистрировать далматина моей тети для международной выставки собак в Москве. Тетя в последний момент решила, что ее собака должна поучаствовать в выставке, и после обеда я отправилась в клуб — в последний день регистрации.
В коридоре клуба было полно народу, люди сидели где попало. В самом конце коридора виднелась закрытая дверь, за которой и происходила регистрация. Очереди мне обнаружить не удалось, но это лишь значило, что люди стоят в очереди на русский манер — то есть просто заняли место. Мое место в очереди было последним.
За сорок минут ожидания дверь открывалась и закрывалась дважды. Я поняла, что опоздаю на прямой радиоэфир, в котором должна была через час принимать участие. Альтернатива — плюнуть на выставку.
И тогда я бесстрашно прошествовала прямо к двери, открыла ее и подошла к тетке, которая сидела за столом и регистрировала собак. Никто не сказал мне ни слова. Бывают ситуации, когда тебя спасает только наглость, но при этом должна твориться полная неразбериха, чтобы твое нахальство осталось незамеченным.
Полезно знать некоторые правила стояния в очереди. Например, на железнодорожных вокзалах принято уходить из очереди минут на десять — пятнадцать и просить тех, кто стоит за тобой, подержать место. Поэтому часто бывает, что очередь, казавшаяся довольно короткой, основательно удлиняется по мере того, как ты приближаешься к окошечку. В таких случаях следует быть бдительной и не допускать, чтобы кто-нибудь втиснулся перед тобой — возле окошечка такое происходит довольно часто. К тому же надо уметь быстро завладеть вниманием дамы в окошке, иначе она выберет кого-нибудь другого.
Если стоишь в очереди к какому-нибудь российскому чиновнику — например, к нотариусу или в налоговую службу — стоит применять точно выверенную смесь смирения и нахальства. И прежде всего остерегитесь понимать просьбу служащего «Подождать пару минут» буквально. Прождать можно сколько угодно, прежде чем чиновница обратит на тебя внимание. У нее есть дела поважнее, например позвонить дочери.
Самым льстивым голосом, на какой я только способна, я смиренно спрашиваю, нельзя ли решить вопрос прямо сейчас; мне ужасно неприятно, но именно сегодня я страшно, страшно спешу, не сделаете ли вы исключение… Наша секретарша утверждает, что такой способ работает только потому, что я иностранка и говорю по-русски с акцентом. Как бы там ни было, но угодливое поведение часто приносит свои плоды, и дело, на которое другие потратят час, удается решить за пятнадцать минут.
Живя в Москве, необходимо быть предусмотрительным. Если собираешься пройтись по городу, следует запастись мелкими купюрами. У таксистов, киоскеров и барменов практически никогда не бывает сдачи, и их весьма удивляет и раздражает, когда пытаешься расплатиться за небольшую покупку, например, пятисотрублевой (около четырнадцати евро) купюрой. Даже в больших универмагах продавцы частенько вздыхают и закатывают глаза, если не можешь заплатить так, как им удобно.
Банкоматы почти всегда выдают лишь пятисот- и тысячерублевые купюры. Поэтому каждый раз, когда снимаешь деньги, приходится искать способ разменять их.
Единственное место в Москве, где никогда не возникает вопросов по поводу крупных купюр — московское метро. По какой-то причине у кассиров метро сдача бывает всегда без исключения. Поэтому после того, как снимешь деньги, направляешься прямиком в метро.
Еще я часто захожу в большие универмаги. Даже здесь продавцы обычно хотят получить мелкие купюры, но я не обращаю внимания на их тяжкие вздохи и возведенные горе очи, а упорно плачу пятисоткой или купюрой в тысячу рублей. Если они спрашивают, нет ли у меня денег помельче, я вру им в глаза. Мелкие банкноты очень ценны и пригодятся на что-нибудь еще; я не спускаю их в крупных супермаркетах, где все-таки можно получить сдачу, как бы продавцу ни хотелось придержать мелочь.
Все это нужно постоянно иметь в виду, чтобы устроить свой московский быт. Дело не пустяковое — без сотенной или пятисотрублевой бумажки даже такси не поймаешь, потому что большинство так называемых таксистов просто частники, которые подрабатывают извозом. Глупо надеяться, что они станут возить с собой кассу разменных денег.
Отлавливание мелких денег понемногу становится автоматическим — начинаешь делать это, не задумываясь. А потом приезжаешь в отпуск в Хельсинки и вдруг замечаешь, что в этом городе у всех есть сдача. И не нужно думать о том, чтобы удержать мелкие банкноты в своем кошельке. Совершенно неправдоподобно — и почти скучно.
Глава 6Глава 6. КОРРУПЦИЯ
«Я никогда ни копейки не плачу милиционерам. Это дело принципа», — говорит мой хороший приятель Сергей.
Вообще-то это не совсем так. Однажды милиция арестовала его за то, что он пил пиво в метро. Я была с Сергеем и сразу поняла, что милиционеры правы: пить пиво в метро действительно запрещено. Нарушителей штрафуют. Сергею предстояло заплатить штраф.
Какой там штраф! Когда милиционеры остановили Сергея, он вежливо послал их лесом, после чего они, естественно, утащили его в свою будку, где и состоялись переговоры. Я пишу «переговоры», а не «допрос», потому что именно переговоры имели место. Милиционеры хотели получить деньжат на карманные расходы, а Сергей не желал сотрудничать. И это был единственный вопрос, который предстояло решить.
После двадцатиминутных переговоров Сергей вышел из участка вполне удовлетворенный. Ему удалось сбить цену до пятидесяти рублей (около полутора евро) да еще получить квитанцию. Деньги не пошли в милицейский карман.
Я ничего не понимала, однако потом логика стала мне ясна. Как большинство русских, Сергей испытывает глубочайшее презрение к блюстителям порядка. Всем в России известно, что большинство милиционеров хотят одного — денег. Это касается как «постовых», то есть господ в серой форме и больших фуражках, которых можно увидеть в любом месте города, так и дорожной милиции.
«Платить не надо. Просто не надо платить. Они все равно тебе ничего не смогут сделать», — говорит Сергей.
Его презрение к милиции сидит глубже, чем понимание того, что на этот раз он действительно виноват. Всем известно, что милиционеры только и ищут, с кого бы содрать деньги, так зачем обращать внимание на то, что они говорят? И так как в России обо всем можно договориться, вопрос только в том, чтобы приступить к переговорам.
Вот почему иностранцы так беззащитны перед жадностью милиционеров. Туристы-иностранцы в Санкт-Петербурге, которых неожиданно обступают грозные люди в сером, не понимают, что эти полицейские никак не смогут навредить им. Ситуация пугающая: милиционеры ведут себя так, словно человек совершил серьезный проступок. Тот, кто не знает русского языка, не сможет и объясниться со стражами порядка. Поэтому самым разумным кажется просто заплатить.
Вместо этого туристу просто следовало бы «уйти в глухую несознанку» и затруднить разговор настолько, чтобы милиционеры отстали. Не стоит недооценивать жадность милиционеров: ночь коротка, а другие объекты милицейского внимания всегда найдутся.
Силы правопорядка в России — вообще вещь в себе. Они разделены на такое множество структур и подразделений, что трудно понять, кто же на самом деле чем занимается. Любовь русских к аббревиатурам не упрощает дело.
Милиция, которая патрулирует улицы и площади, сокращенно называется ППС (патрульно-постовая служба). Дорожная полиция, в тяжкой борьбе одолевшая таможню и ставшая, наверное, самой коррумпированной государственной организацией в России, сейчас пышно именуется Государственной инспекцией безопасности дорожного движения — ГИБДД. Однако в затылок дорожной полиции дышит ДПС (дорожно-патрульная служба) — это название подразделения дорожно-патрульной службы. Раньше оно называлось просто ГАИ, Государственная автомобильная инспекция. Поэтому служащих в ней в народе прозвали гаишниками.
Это прозвище за ними сохранилось, а эпидемия коррупции и не думает стихать. Русский народ ненавидит гаишников, равно как и чиновников или государственных служащих вообще. Все они великие умельцы подставить ножку простому человеку, препятствовать получению разрешений, набивать деньгами собственный карман и всеми силами тормозить развитие рыночной экономики.
В высоком искусстве коррупции гаишники, наверное, лучшие из лучших. На российских дорогах милицейские машины видны через каждые несколько километров. Обычно милиционеры подстерегают своих жертв на перекрестках или обочинах дорог, лениво помахивая палкой водителям подходящих машин. Тебя могут остановить за множество «нарушений», но цель всегда одна: вытянуть у водителя несколько сотенных купюр. Вот почему аббревиатура ГИБДД получила в народе множество новых расшифровок: «Господа И Бандиты, Дайте Денег», «Гони Инспектору Бабки и Дуй Дальше» и прочее подобное.
Шуткам про гаишников нет числа. Словоохотливый водитель такси развлекал меня по дороге в аэропорт Домодедово: «Один гаишник проспал и будит сына: „Быстро вставай! Эти козлы уже сколько времени ездят бесплатно!“»
Но есть и прогресс. Однажды мы ехали в Петрозаводск снимать репортаж, и нашу съемочную группу остановили на подъездах к городу. Мы ехали со скоростью 49 км в час, хотя скорость движения ограничивалась 40 километрами, и нам предстояло заплатить штраф. Однако милиционеры были на редкость хмурыми, что объяснялось новым правилом — им больше нельзя было взимать штрафы самим; теперь полагалось давать водителю квитанцию, с которой он сам должен был пойти в банк и заплатить штраф. «Как удачно, что официально я безработный, — ухмыльнулся наш шофер. — Мне не нужно платить ни копейки. Эти козлы в курсе, вот и кислые такие».
Коррупция в России — проблема гигантского масштаба. Когда Владимир Путин стал Президентом России, он назвал борьбу с коррупцией своей важнейшей задачей. Пришедший после него Дмитрий Медведев изъясняется подобным же образом и в жестких выражениях осуждает коррупцию.
Государственные мужи, министры и влиятельные персоны в течение десяти лет открыто говорят о коррупции.
Так что проблему не замалчивают — наоборот, о коррупции говорят все. Но она не исчезла, а только усугубилась: за время, что Путин у власти, количество государственных чиновников увеличилось. Чем более развита бюрократия, тем больше у бюрократов возможностей тормозить выдачу разрешений или выжимать деньги из предпринимателей каждый раз, когда те приходят к ним поставить очередную печать или за подписью. Это процесс самовоспроизводящийся: Кремль хочет повысить контроль над гражданами, вводит для этого новые правила и расширяет бумажные потоки, поэтому требуется все больше чиновников: а для граждан это означает появление новых инстанций, в которых нужно давать взятки.
Так как я иностранка, со мной обходятся совсем иначе, нежели с русскими. Мне не надо совать деньги врачам, чтобы быть уверенной, что за моими родными будут хорошо ухаживать, или платить две тысячи долларов какому-нибудь офицеру, чтобы избавить своего сына от исполнения воинского долга.
Как журналистка я никогда не давала взяток ни одному человеку — у меня их даже не требовали. Отчасти это из-за того, что я работаю в представительстве финского государственного телевидения и у нас в Москве есть собственная секретарша. Она занимается всеми бумажками. Так что моя регистрация, аккредитация, прочие разнообразные разрешения — в безупречном порядке. Когда меня останавливают милиционеры, им не к чему прицепиться — совсем не так было в предыдущие десять лет, когда я разъезжала по России, не удосуживаясь зарегистрироваться в Министерстве внутренних дел. По идее регистрироваться должны все иностранцы, если они приезжают в Россию дольше, чем на три дня.
Причина, по которой я не регистрировалась, проста: я жила не в гостинице, а у своих русских друзей. Иностранцы, живущие в гостинице, регистрируются автоматически. И тут система дает сбой: если живешь не в гостинице, зарегистрироваться практически невозможно.
Конечно, можно явиться в отделение ОВИРа (Отдел виз и регистраций). Один раз я попыталась это сделать. В петербургском отделении ОВИРа просто-напросто отказались меня принять, после чего я решила со всем почтением плюнуть на эту идиотскую систему и устроить все на русский манер. То есть послать правила к чертям и надеяться только, что все как-нибудь обойдется.
И все обходилось. Пару раз меня останавливала милиция, но я выпутывалась без особых проблем.
Главный секрет обращения с коррупционером — или с идиотскими правилами, которым на практике следовать невозможно, — верное поведение. В этих случаях правильное поведение так же действенно, как и в других ситуациях, в которые попадаешь в России. Тот, кто уверен в себе, силен и может постоять за себя, довольно часто выходит победителем, и милиционерам приходится отстать от него. Но слабые и беззащитные (а также бедные) часто вынуждены расстаться с деньгами. И конечно, особенно беззащитны кавказцы и приезжие из Центральной Азии.
Разница между пожилыми и молодыми русскими в этом случае просто бросается в глаза. Старшее поколение все еще побаивается и уважает стражей порядка. Пожилые люди изо всех сил стараются соблюдать закон, следят, чтобы их документы были в порядке. Многие молодые россияне, напротив, совершенно не уважают ни милицию, ни дорожную полицию и громко протестуют, если считают, что с ними обошлись несправедливо.
И это нормально. Это означает ровно то, что молодое поколение россиян научилось думать самостоятельно. Плохо, конечно, что милиционеров почти не уважают. Но для русского общества благо, что такое множество людей достаточно сильно и уверено в себе, чтобы не соглашаться с глупостями.
Однажды я с приятелем наведалась в московскую больницу. Его друга Макса в баре накачали наркотиками, ограбили и бросили в канаве, где его подобрала на следующее утро «скорая помощь». Максу было очень худо. Его жена Ольга, естественно, с ума сходила от беспокойства, но врач даже не пустила нас к нему. Она только сообщила, что диагноз еще не поставлен и Максу может стать хуже, потому что врачи не знают, насколько сильно пострадала его нервная система.
Перед уходом Ольга сунула врачихе пятисотрублевую купюру. Я пришла в ужас. Коррупция даже в больнице, где спасают человеческие жизни! «Милая Анна-Лена, врачи в муниципальных больницах зарабатывают двести евро в месяц. И если пациенты помогают им, чем могут, — это не более чем соблюдение приличий. Не забывай, что врачи — люди с высшим образованием и что их зарплата — просто оскорбление по сравнению с тем, что они делают», — сказала моя учительница русского языка Маргарита в ответ на мои причитания.
Позже я поняла ее точку зрения. В некоторых случаях коррупцию сложно определить как таковую. Коррупция ли — подбросить хоть какие-нибудь дополнительные деньги врачу с высшим образованием, который зарабатывает копейки в муниципальной больнице (хотя мог бы заколачивать раз в десять больше в частной клинике)?
Разумеется, коррупция. Но иногда бывает полезно взглянуть на дело под другим углом.
Как бы то ни было, Макс поправился, отделавшись только испугом. Подозреваю, что так было бы и без дополнительно потраченных четырнадцати евро. Эти деньги — что-то вроде страховой суммы, которую решила внести жена Макса.
Есть в России некая рутинная коррупция, которая жива только потому, что люди привыкли к ней. Моя подруга, которая собралась сдавать экзамен на водительские права, сетовала, как трудно уследить за пешеходами, «которые перебегают дорогу, где им вздумается».
«Это придет с опытом, — сказала я. — Поездишь достаточно долго и привыкнешь постоянно обращать внимание на транспорт и пешеходов».
«Ну да, как же. Хорошо, что можно заплатить инструктору перед экзаменом! У него связи в милиции», — сказала Лена с довольным видом.
«Ты уверена, что нельзя получить права, просто научившись водить как следует?» — поинтересовалась я.
Об этом Лена даже не подумала. Она считала, что надежнее заплатить триста евро инструктору, который разделит добычу со своими контактерами в милиции и таким образом обеспечит Лене водительские права. Ей и в голову не пришло, что можно получить права, просто научившись водить, — гораздо проще проплатить экзамен.
Я сверилась с опытом других моих приятелей, недавно получивших права. Оказалось, что в России вполне реально получить права, просто научившись водить машину.
Одна из тем, из-за которых я постоянно ссорюсь со своими русскими друзьями, — насколько допустимо жульничать на экзамене. Две подружки гордо рассказали о разнообразных методах, которые они применяли в университете. Рекорд принадлежал Лиде, которая наговаривала ответы на экзаменационные вопросы в свой «айпод», скотчем приклеивала наушник-пуговку к ладони, ладонь обматывала бинтом и потом сидела на экзамене, прижав ладонь к уху. Изобретение, которым, по мнению Лиды и Веры, можно гордиться.
Обычно я стараюсь не давать своим друзьям повода говорить плохо о России, но в тот раз я возмутилась. Неужели вы не понимаете, что это неправильно — мухлевать на экзаменах, вопрошала я. Это несправедливо по отношению к тем, кто подготовился и не хочет жульничать.
«Анечка! Это делают все. Всё совершенно нормально. Это же не значит, что никто ничего не учит — просто у тебя будет маленькая возможность чувствовать себя поувереннее, если вдруг занервничаешь и не сможешь чего-то вспомнить», — объяснила Лида.
«Я никогда не жульничала на экзаменах. Если подготовишься как следует, жульничать не понадобится», — ответила я, не по-фински взволновавшись.
«Аня, какая ты формалистка», — успокаивающе сказала Лида.
Я никак не могла понять, почему мои подруги тратят столько времени и энергии на всякие хитроумные приспособления, чтобы обмануть экзаменатора. Не проще ли было бы подготовиться к экзамену, поинтересовалась я.
Лида и Вера абсолютно не поняли, с чего я так взвилась. Ну да, они, конечно, занимаются, но надо же иметь запасные пути на случай непредвиденных обстоятельств. И потом, жульничают все. Правила существуют для того, чтобы их нарушать и обходить.
Увы, это вечные кружные пути зачастую приводят к неуверенности в себе и бесправию. Один мой добрый московский приятель купил дачный участок под городом. Цена дошла до нескольких сотен тысяч долларов, но в официальном договоре была указана значительно меньшая сумма, чтобы ни продавцу, ни покупателю не пришлось платить налог. Это становится системой при купле-продаже выгодных земельных участков возле больших городов вроде Москвы или Санкт-Петербурга.
Мой приятель Данила заплатил задаток в несколько тысяч долларов по соглашению. Но продавец вдруг пошел на попятный, усомнившись, что получит оговоренную сумму. Менеджер умыл руки. И посредник по продаже недвижимости привлек к суду — Данилу. Посредник желал получить свои деньги, и его не волновало, кому придется раскошеливаться. Данила оказался в тяжелейшей ситуации, в которую никогда бы не попал, если бы с самого начала все делалось по закону.
Феномен непотизма тесно связан с коррупцией. Я не знаю, можно ли применительно к России говорить о кумовстве в финском смысле слова, ибо что есть кумовство в обществе, где все построено на личных связях?
В российском обществе без связей не проживешь. Особенно они нужны, когда ищешь место. Получить хорошую высокооплачиваемую работ, не имея связей, практически невозможно. Система держится на том, что кто-то знает кого-то, кто знает подходящего кандидата. По существу, все строится на личном доверии. Если речь идет о сколько-нибудь высокой должности, работодателю важно найти человека, который был бы лично обязан ему.
Мой хороший петербургский приятель Глеб — один из руководителей процветающего предприятия, которое занимается утилизацией отходов. За последние два года он устроил на работу двух своих близких друзей, а также тестя. Сейчас Глеб пытается уговорить своего лучшего друга Женю переехать в Москву, чтобы открыть там филиал фирмы. Заняться московским филиалом должен именно Женя, его лучший друг — человек, на которого он может положиться как на самого себя.
Предполагается, что Женя должен иметь образование и опыт, подходящие для такой работы. Но не это главное. Личная верность важнее каких-то условных знаний. Вести бизнес в Москве очень рискованно, и человек, которого ты не знаешь лично, может в один прекрасный момент сбежать со всей клиентской базой, основать собственную фирму и загрести прибыль себе.
В России мне приходилось встречать классных специалистов, например сотрудников пресс-служб некоторых предприятий и учреждений. А еще мне случалось натыкаться на работников настолько непрофессиональных, что не знаешь, смеяться или плакать. Первое место после упорной борьбы разделили 22-летняя Лена из пресс-службы «Газпрома» и Ирина — вероятно, еще более юная дама, — из российского Министерства иностранных дел.
Лена отправилась в командировку, организованную «Газпромом», в Ноябрьск. Она была очень красивой блондинкой, но понятия не имела ни о газе, ни о нефти, ни даже о «Газпроме» как о предприятии. Ее вклад в общее дело заключался в бесконечных телефонных разговорах с мужем, которые она вела все два дня командировки. Оказалось, что ее муж — просто удивительно! — тоже работает в «Газпроме».
С Ириной из российского МИДа я имела дело во время поездки в Калининград. У нее была дорожная сумка «Луи Вюиттон» (около тысячи евро) и еще дамская сумочка «Гуччи», поменьше (около трехсот евро). Ирина должна была руководить нашим журналистским пулом. Она не напечатала программу конференции, не знала ни куда мы поедем, ни кто будет принимать участие в конференции, Она понятия не имела, о чем пойдет речь на конференции и почему нас вообще на нее пригласили. Я дар речи потеряла от того, что такую личность могут принять на работу в Министерство иностранных дел и поручить ей журналистов. «Дорогая Анна-Лена, в министерстве работает ее папа, только и всего», — объяснил мне оператор, когда я выразила удивление.
Так что российская система набора персонала дает очень разные результаты. Журналисты довольно часто натыкаются на профи. Просто никогда не знаешь наперед, с кем придется иметь дело. Уровень повышается и понижается совершенно непредсказуемо.
По существу, речь идет об очень старой российской проблеме — невозможности опереться на закон. Общество функционирует не по каким-то общепринятым принципам, которые защищает независимое правосудие. Все построено на связях. Все может в любой момент повернуться как угодно. В таком обществе ни на что нельзя полагаться — только на собственные связи.
Поэтому в профессиональной жизни следует окружать себя людьми, с которыми у тебя хорошие личные отношения. Естественно, этим людям надо время от времени оказывать ответные услуги. Например, обеспечивать их некомпетентных жен и дочек непыльной работой в пресс-службе.
Мой самолет приземляется в московском аэропорту Шереметьево. Теперь самое главное — успеть первой.
В узком проходе к паспортному контролю я несусь, лавируя между финскими бизнесменами. Толкнула одного, другого; мне вслед отпускают нелестные замечания. Но я не обращаю на них внимания, потому что спешу.
Я бегу вниз по лестнице к паспортному контролю, который в это время частенько бывает пустым — предположим, я бежала достаточно резво. Сейчас приземлится китайский самолет. Теперь значение имеет только одно: успеть на контроль до китайцев. Иначе в очереди можно стоять часами, потому что стражи российских границ, как и их коллеги во всех аэропортах мира, с особой тщательностью изучают документы людей с узкими глазами и смуглой кожей.
Только в России это занимает как минимум вдвое больше времени. Когда выстраивается очередь, служащие паспортного контроля даже не пытаются работать быстрее или позвать на подмогу коллег. Пускай люди постоят. Подумаешь, очередь!
Вообще жить в Москве означает одно: предвидеть проблемы и избегать их. Это умение очень важно, например, когда едешь на метро в час пик. Московское метро рассчитано на несколько миллионов человек, но отнюдь не на пятнадцать миллионов — столько живет в Москве сейчас. Проходы слишком узкие. Когда прибывают два поезда одновременно и сотни людей с обоих перронов устремляются вперед, результатом может быть только дикая давка.
Поэтому я научилась бегать — и бегать быстро. Если я вижу, что одновременно с моим поездом подходит другой, я со всех ног мчусь к эскалаторам, пока толпа не сдавила меня. Это если предположить, что я в битком набитом вагоне заранее протолкалась к дверям, чтобы выскочить, как только они откроются.
Здесь надо все время быть начеку, иначе так и будешь плестись позади всех. Никому ничего не дается просто так, ни на работе, ни на улицах, ибо этот город, говоря словами старого советского фильма, слезам не верит. Москва — город бессердечный и в высшей степени несентиментальный; люди здесь борются за выживание и озабочены одним: заработать деньги. «Деньги, деньги, деньги», — отстукивают высокие каблучки по асфальту Тверской или начищенные до лакированного блеска ботинки по Большой Якиманке.
Все ужасно спешат. Жители Нью-Йорка нервно курят в сторонке, если надо обогнать толпу или протолкаться в начало очереди. Чему здесь необходимо научиться первым делом, так это орудовать локтями. Иначе окажешься в конце очереди — да так там и останешься.
Как раз для Москвы в этом нет ничего особенного: русское общество принадлежит тем, кто не боится быть нахрапистым. Я понимаю это, когда в первый раз в жизни принимаю участие в русском телевизионном ток-шоу — программе «Времечко» на третьем канале.
Ведущие программы отказываются сказать мне, что мы будем обсуждать, но я решаю, что речь пойдет о конфликте с Эстонией из-за памятника. Кажется, я угадала; но вот чего я не смогла предвидеть, так это что я к тому же должна буду подробно отчитаться о финской пенсионной системе для ветеранов войны.
Я справляюсь с ситуацией и в общих чертах рассказываю, как функционирует система. К тому же реагировать надо молниеносно: если ты молчишь две секунды, слово передают другому. Я стараюсь изо всех сил, но я принимаю участие в русском ток-шоу в первый раз и русские участники дискуссии с досадной легкостью обгоняют меня (разумеется, никому и в голову не приходит, что стоило бы уважительнее отнестись к иностранцу, для которого русский язык не родной). Главный ораторский прием — говорить всем вместе и просто-напросто перекрикивать собеседника.
Ничего личного. У русских другая культура ведения спора, нежели у нас. Тот, кто стесняется перебивать или говорить вслух одновременно с оратором, просто не получит возможности высказаться.
Одна из самых известных полемических программ называется «Воскресный вечер», ведет ее известный журналист Владимир Соловьев.[2] Обычно он ставит двух-трех политических противников каждого за свой столик и стравливает их друг с другом, словно филиппинских бойцовских петухов. Когда в программе принимает участие популист, спикер Думы Владимир Жириновский — это праздник. Ему нет равных во владении русской техникой ведения спора, он способен произносить монолог несколько минут не переводя дыхания, при этом тон все время повышается, и под конец оратор буквально кричит.
Сам Соловьев с видимым удовольствием прерывает гостей, время от времени читает короткие лекции, иллюстрируя таким образом свой взгляд на проблему. Мне совершенно непонятно, зачем ведущему отнимать время у приглашенных на передачу гостей и рассуждать на темы, в которых гости — эксперты. Мне непонятно, потому что я — ограниченная финка. Ведь гости всегда могут сами перебить Соловьева!
Главное — говорить, не дожидаясь, пока собеседник уступит тебе слово. В России того, кто хранит молчание, не считают загадочным или философом. Он просто считается человеком со странностями. На человека с финскими представлениями — открывать рот, только если тебе действительно есть что сказать, — просто не обращают внимания.
Это я очень хорошо осознала еще до своего дебюта на русском телевидении, поэтому во время передачи стараюсь изо всех сил. Понятное дело, я не специалист ни в том, что касается финской пенсионной системы, ни в вопросах памятников героям, ну и что? Я выкладываюсь по полной. И хотя меня прерывают и перебивают, я недурно справляюсь — через несколько недель мне звонят и снова приглашают во «Времечко». Это один из пережитых в России моментов, которыми я горжусь больше всего.
Чему еще надо научиться в Москве, так это искусству стоять в очереди. Очереди буквально везде, и, если не хочешь провести в них большую часть свободного времени, надо понять, по каким законам они функционируют.
Конечно, проще всего устраивать дела, например, через бюро путешествий или с помощью других посредников, которые берут плату за то, что будут стоять в очереди вместо тебя. Я обычно заказываю билеты на поезд через турагентство. Это немного дороже, но я плачу за удобство — билеты доставляют прямо ко мне домой. Так же можно покупать и билеты в театр, хотя обычно в этом нет нужды — в Москве полно киосков под названием «Театральная касса». Благодаря этой прекрасной системе можно в любом месте города узнать, какие сейчас идут спектакли и цирковые представления, часто — от очень знающих киоскерш. А заодно купить билет. Невероятно удобно. Естественно, такая система работает только в стране вроде России, где интерес к культуре столь велик, что имеет смысл покрыть сетью театральных киосков весь город.
Но бывают исключения, когда в очереди приходится стоять самому. Однажды мне понадобилось зарегистрировать далматина моей тети для международной выставки собак в Москве. Тетя в последний момент решила, что ее собака должна поучаствовать в выставке, и после обеда я отправилась в клуб — в последний день регистрации.
В коридоре клуба было полно народу, люди сидели где попало. В самом конце коридора виднелась закрытая дверь, за которой и происходила регистрация. Очереди мне обнаружить не удалось, но это лишь значило, что люди стоят в очереди на русский манер — то есть просто заняли место. Мое место в очереди было последним.
За сорок минут ожидания дверь открывалась и закрывалась дважды. Я поняла, что опоздаю на прямой радиоэфир, в котором должна была через час принимать участие. Альтернатива — плюнуть на выставку.
И тогда я бесстрашно прошествовала прямо к двери, открыла ее и подошла к тетке, которая сидела за столом и регистрировала собак. Никто не сказал мне ни слова. Бывают ситуации, когда тебя спасает только наглость, но при этом должна твориться полная неразбериха, чтобы твое нахальство осталось незамеченным.
Полезно знать некоторые правила стояния в очереди. Например, на железнодорожных вокзалах принято уходить из очереди минут на десять — пятнадцать и просить тех, кто стоит за тобой, подержать место. Поэтому часто бывает, что очередь, казавшаяся довольно короткой, основательно удлиняется по мере того, как ты приближаешься к окошечку. В таких случаях следует быть бдительной и не допускать, чтобы кто-нибудь втиснулся перед тобой — возле окошечка такое происходит довольно часто. К тому же надо уметь быстро завладеть вниманием дамы в окошке, иначе она выберет кого-нибудь другого.
Если стоишь в очереди к какому-нибудь российскому чиновнику — например, к нотариусу или в налоговую службу — стоит применять точно выверенную смесь смирения и нахальства. И прежде всего остерегитесь понимать просьбу служащего «Подождать пару минут» буквально. Прождать можно сколько угодно, прежде чем чиновница обратит на тебя внимание. У нее есть дела поважнее, например позвонить дочери.
Самым льстивым голосом, на какой я только способна, я смиренно спрашиваю, нельзя ли решить вопрос прямо сейчас; мне ужасно неприятно, но именно сегодня я страшно, страшно спешу, не сделаете ли вы исключение… Наша секретарша утверждает, что такой способ работает только потому, что я иностранка и говорю по-русски с акцентом. Как бы там ни было, но угодливое поведение часто приносит свои плоды, и дело, на которое другие потратят час, удается решить за пятнадцать минут.
Живя в Москве, необходимо быть предусмотрительным. Если собираешься пройтись по городу, следует запастись мелкими купюрами. У таксистов, киоскеров и барменов практически никогда не бывает сдачи, и их весьма удивляет и раздражает, когда пытаешься расплатиться за небольшую покупку, например, пятисотрублевой (около четырнадцати евро) купюрой. Даже в больших универмагах продавцы частенько вздыхают и закатывают глаза, если не можешь заплатить так, как им удобно.
Банкоматы почти всегда выдают лишь пятисот- и тысячерублевые купюры. Поэтому каждый раз, когда снимаешь деньги, приходится искать способ разменять их.
Единственное место в Москве, где никогда не возникает вопросов по поводу крупных купюр — московское метро. По какой-то причине у кассиров метро сдача бывает всегда без исключения. Поэтому после того, как снимешь деньги, направляешься прямиком в метро.
Еще я часто захожу в большие универмаги. Даже здесь продавцы обычно хотят получить мелкие купюры, но я не обращаю внимания на их тяжкие вздохи и возведенные горе очи, а упорно плачу пятисоткой или купюрой в тысячу рублей. Если они спрашивают, нет ли у меня денег помельче, я вру им в глаза. Мелкие банкноты очень ценны и пригодятся на что-нибудь еще; я не спускаю их в крупных супермаркетах, где все-таки можно получить сдачу, как бы продавцу ни хотелось придержать мелочь.
Все это нужно постоянно иметь в виду, чтобы устроить свой московский быт. Дело не пустяковое — без сотенной или пятисотрублевой бумажки даже такси не поймаешь, потому что большинство так называемых таксистов просто частники, которые подрабатывают извозом. Глупо надеяться, что они станут возить с собой кассу разменных денег.
Отлавливание мелких денег понемногу становится автоматическим — начинаешь делать это, не задумываясь. А потом приезжаешь в отпуск в Хельсинки и вдруг замечаешь, что в этом городе у всех есть сдача. И не нужно думать о том, чтобы удержать мелкие банкноты в своем кошельке. Совершенно неправдоподобно — и почти скучно.
Глава 6Глава 6. КОРРУПЦИЯ
«Я никогда ни копейки не плачу милиционерам. Это дело принципа», — говорит мой хороший приятель Сергей.
Вообще-то это не совсем так. Однажды милиция арестовала его за то, что он пил пиво в метро. Я была с Сергеем и сразу поняла, что милиционеры правы: пить пиво в метро действительно запрещено. Нарушителей штрафуют. Сергею предстояло заплатить штраф.
Какой там штраф! Когда милиционеры остановили Сергея, он вежливо послал их лесом, после чего они, естественно, утащили его в свою будку, где и состоялись переговоры. Я пишу «переговоры», а не «допрос», потому что именно переговоры имели место. Милиционеры хотели получить деньжат на карманные расходы, а Сергей не желал сотрудничать. И это был единственный вопрос, который предстояло решить.
После двадцатиминутных переговоров Сергей вышел из участка вполне удовлетворенный. Ему удалось сбить цену до пятидесяти рублей (около полутора евро) да еще получить квитанцию. Деньги не пошли в милицейский карман.
Я ничего не понимала, однако потом логика стала мне ясна. Как большинство русских, Сергей испытывает глубочайшее презрение к блюстителям порядка. Всем в России известно, что большинство милиционеров хотят одного — денег. Это касается как «постовых», то есть господ в серой форме и больших фуражках, которых можно увидеть в любом месте города, так и дорожной милиции.
«Платить не надо. Просто не надо платить. Они все равно тебе ничего не смогут сделать», — говорит Сергей.
Его презрение к милиции сидит глубже, чем понимание того, что на этот раз он действительно виноват. Всем известно, что милиционеры только и ищут, с кого бы содрать деньги, так зачем обращать внимание на то, что они говорят? И так как в России обо всем можно договориться, вопрос только в том, чтобы приступить к переговорам.
Вот почему иностранцы так беззащитны перед жадностью милиционеров. Туристы-иностранцы в Санкт-Петербурге, которых неожиданно обступают грозные люди в сером, не понимают, что эти полицейские никак не смогут навредить им. Ситуация пугающая: милиционеры ведут себя так, словно человек совершил серьезный проступок. Тот, кто не знает русского языка, не сможет и объясниться со стражами порядка. Поэтому самым разумным кажется просто заплатить.
Вместо этого туристу просто следовало бы «уйти в глухую несознанку» и затруднить разговор настолько, чтобы милиционеры отстали. Не стоит недооценивать жадность милиционеров: ночь коротка, а другие объекты милицейского внимания всегда найдутся.
Силы правопорядка в России — вообще вещь в себе. Они разделены на такое множество структур и подразделений, что трудно понять, кто же на самом деле чем занимается. Любовь русских к аббревиатурам не упрощает дело.
Милиция, которая патрулирует улицы и площади, сокращенно называется ППС (патрульно-постовая служба). Дорожная полиция, в тяжкой борьбе одолевшая таможню и ставшая, наверное, самой коррумпированной государственной организацией в России, сейчас пышно именуется Государственной инспекцией безопасности дорожного движения — ГИБДД. Однако в затылок дорожной полиции дышит ДПС (дорожно-патрульная служба) — это название подразделения дорожно-патрульной службы. Раньше оно называлось просто ГАИ, Государственная автомобильная инспекция. Поэтому служащих в ней в народе прозвали гаишниками.
Это прозвище за ними сохранилось, а эпидемия коррупции и не думает стихать. Русский народ ненавидит гаишников, равно как и чиновников или государственных служащих вообще. Все они великие умельцы подставить ножку простому человеку, препятствовать получению разрешений, набивать деньгами собственный карман и всеми силами тормозить развитие рыночной экономики.
В высоком искусстве коррупции гаишники, наверное, лучшие из лучших. На российских дорогах милицейские машины видны через каждые несколько километров. Обычно милиционеры подстерегают своих жертв на перекрестках или обочинах дорог, лениво помахивая палкой водителям подходящих машин. Тебя могут остановить за множество «нарушений», но цель всегда одна: вытянуть у водителя несколько сотенных купюр. Вот почему аббревиатура ГИБДД получила в народе множество новых расшифровок: «Господа И Бандиты, Дайте Денег», «Гони Инспектору Бабки и Дуй Дальше» и прочее подобное.
Шуткам про гаишников нет числа. Словоохотливый водитель такси развлекал меня по дороге в аэропорт Домодедово: «Один гаишник проспал и будит сына: „Быстро вставай! Эти козлы уже сколько времени ездят бесплатно!“»
Но есть и прогресс. Однажды мы ехали в Петрозаводск снимать репортаж, и нашу съемочную группу остановили на подъездах к городу. Мы ехали со скоростью 49 км в час, хотя скорость движения ограничивалась 40 километрами, и нам предстояло заплатить штраф. Однако милиционеры были на редкость хмурыми, что объяснялось новым правилом — им больше нельзя было взимать штрафы самим; теперь полагалось давать водителю квитанцию, с которой он сам должен был пойти в банк и заплатить штраф. «Как удачно, что официально я безработный, — ухмыльнулся наш шофер. — Мне не нужно платить ни копейки. Эти козлы в курсе, вот и кислые такие».
Коррупция в России — проблема гигантского масштаба. Когда Владимир Путин стал Президентом России, он назвал борьбу с коррупцией своей важнейшей задачей. Пришедший после него Дмитрий Медведев изъясняется подобным же образом и в жестких выражениях осуждает коррупцию.
Государственные мужи, министры и влиятельные персоны в течение десяти лет открыто говорят о коррупции.
Так что проблему не замалчивают — наоборот, о коррупции говорят все. Но она не исчезла, а только усугубилась: за время, что Путин у власти, количество государственных чиновников увеличилось. Чем более развита бюрократия, тем больше у бюрократов возможностей тормозить выдачу разрешений или выжимать деньги из предпринимателей каждый раз, когда те приходят к ним поставить очередную печать или за подписью. Это процесс самовоспроизводящийся: Кремль хочет повысить контроль над гражданами, вводит для этого новые правила и расширяет бумажные потоки, поэтому требуется все больше чиновников: а для граждан это означает появление новых инстанций, в которых нужно давать взятки.
Так как я иностранка, со мной обходятся совсем иначе, нежели с русскими. Мне не надо совать деньги врачам, чтобы быть уверенной, что за моими родными будут хорошо ухаживать, или платить две тысячи долларов какому-нибудь офицеру, чтобы избавить своего сына от исполнения воинского долга.
Как журналистка я никогда не давала взяток ни одному человеку — у меня их даже не требовали. Отчасти это из-за того, что я работаю в представительстве финского государственного телевидения и у нас в Москве есть собственная секретарша. Она занимается всеми бумажками. Так что моя регистрация, аккредитация, прочие разнообразные разрешения — в безупречном порядке. Когда меня останавливают милиционеры, им не к чему прицепиться — совсем не так было в предыдущие десять лет, когда я разъезжала по России, не удосуживаясь зарегистрироваться в Министерстве внутренних дел. По идее регистрироваться должны все иностранцы, если они приезжают в Россию дольше, чем на три дня.
Причина, по которой я не регистрировалась, проста: я жила не в гостинице, а у своих русских друзей. Иностранцы, живущие в гостинице, регистрируются автоматически. И тут система дает сбой: если живешь не в гостинице, зарегистрироваться практически невозможно.
Конечно, можно явиться в отделение ОВИРа (Отдел виз и регистраций). Один раз я попыталась это сделать. В петербургском отделении ОВИРа просто-напросто отказались меня принять, после чего я решила со всем почтением плюнуть на эту идиотскую систему и устроить все на русский манер. То есть послать правила к чертям и надеяться только, что все как-нибудь обойдется.
И все обходилось. Пару раз меня останавливала милиция, но я выпутывалась без особых проблем.
Главный секрет обращения с коррупционером — или с идиотскими правилами, которым на практике следовать невозможно, — верное поведение. В этих случаях правильное поведение так же действенно, как и в других ситуациях, в которые попадаешь в России. Тот, кто уверен в себе, силен и может постоять за себя, довольно часто выходит победителем, и милиционерам приходится отстать от него. Но слабые и беззащитные (а также бедные) часто вынуждены расстаться с деньгами. И конечно, особенно беззащитны кавказцы и приезжие из Центральной Азии.
Разница между пожилыми и молодыми русскими в этом случае просто бросается в глаза. Старшее поколение все еще побаивается и уважает стражей порядка. Пожилые люди изо всех сил стараются соблюдать закон, следят, чтобы их документы были в порядке. Многие молодые россияне, напротив, совершенно не уважают ни милицию, ни дорожную полицию и громко протестуют, если считают, что с ними обошлись несправедливо.
И это нормально. Это означает ровно то, что молодое поколение россиян научилось думать самостоятельно. Плохо, конечно, что милиционеров почти не уважают. Но для русского общества благо, что такое множество людей достаточно сильно и уверено в себе, чтобы не соглашаться с глупостями.
Однажды я с приятелем наведалась в московскую больницу. Его друга Макса в баре накачали наркотиками, ограбили и бросили в канаве, где его подобрала на следующее утро «скорая помощь». Максу было очень худо. Его жена Ольга, естественно, с ума сходила от беспокойства, но врач даже не пустила нас к нему. Она только сообщила, что диагноз еще не поставлен и Максу может стать хуже, потому что врачи не знают, насколько сильно пострадала его нервная система.
Перед уходом Ольга сунула врачихе пятисотрублевую купюру. Я пришла в ужас. Коррупция даже в больнице, где спасают человеческие жизни! «Милая Анна-Лена, врачи в муниципальных больницах зарабатывают двести евро в месяц. И если пациенты помогают им, чем могут, — это не более чем соблюдение приличий. Не забывай, что врачи — люди с высшим образованием и что их зарплата — просто оскорбление по сравнению с тем, что они делают», — сказала моя учительница русского языка Маргарита в ответ на мои причитания.
Позже я поняла ее точку зрения. В некоторых случаях коррупцию сложно определить как таковую. Коррупция ли — подбросить хоть какие-нибудь дополнительные деньги врачу с высшим образованием, который зарабатывает копейки в муниципальной больнице (хотя мог бы заколачивать раз в десять больше в частной клинике)?
Разумеется, коррупция. Но иногда бывает полезно взглянуть на дело под другим углом.
Как бы то ни было, Макс поправился, отделавшись только испугом. Подозреваю, что так было бы и без дополнительно потраченных четырнадцати евро. Эти деньги — что-то вроде страховой суммы, которую решила внести жена Макса.
Есть в России некая рутинная коррупция, которая жива только потому, что люди привыкли к ней. Моя подруга, которая собралась сдавать экзамен на водительские права, сетовала, как трудно уследить за пешеходами, «которые перебегают дорогу, где им вздумается».
«Это придет с опытом, — сказала я. — Поездишь достаточно долго и привыкнешь постоянно обращать внимание на транспорт и пешеходов».
«Ну да, как же. Хорошо, что можно заплатить инструктору перед экзаменом! У него связи в милиции», — сказала Лена с довольным видом.
«Ты уверена, что нельзя получить права, просто научившись водить как следует?» — поинтересовалась я.
Об этом Лена даже не подумала. Она считала, что надежнее заплатить триста евро инструктору, который разделит добычу со своими контактерами в милиции и таким образом обеспечит Лене водительские права. Ей и в голову не пришло, что можно получить права, просто научившись водить, — гораздо проще проплатить экзамен.
Я сверилась с опытом других моих приятелей, недавно получивших права. Оказалось, что в России вполне реально получить права, просто научившись водить машину.
Одна из тем, из-за которых я постоянно ссорюсь со своими русскими друзьями, — насколько допустимо жульничать на экзамене. Две подружки гордо рассказали о разнообразных методах, которые они применяли в университете. Рекорд принадлежал Лиде, которая наговаривала ответы на экзаменационные вопросы в свой «айпод», скотчем приклеивала наушник-пуговку к ладони, ладонь обматывала бинтом и потом сидела на экзамене, прижав ладонь к уху. Изобретение, которым, по мнению Лиды и Веры, можно гордиться.
Обычно я стараюсь не давать своим друзьям повода говорить плохо о России, но в тот раз я возмутилась. Неужели вы не понимаете, что это неправильно — мухлевать на экзаменах, вопрошала я. Это несправедливо по отношению к тем, кто подготовился и не хочет жульничать.
«Анечка! Это делают все. Всё совершенно нормально. Это же не значит, что никто ничего не учит — просто у тебя будет маленькая возможность чувствовать себя поувереннее, если вдруг занервничаешь и не сможешь чего-то вспомнить», — объяснила Лида.
«Я никогда не жульничала на экзаменах. Если подготовишься как следует, жульничать не понадобится», — ответила я, не по-фински взволновавшись.
«Аня, какая ты формалистка», — успокаивающе сказала Лида.
Я никак не могла понять, почему мои подруги тратят столько времени и энергии на всякие хитроумные приспособления, чтобы обмануть экзаменатора. Не проще ли было бы подготовиться к экзамену, поинтересовалась я.
Лида и Вера абсолютно не поняли, с чего я так взвилась. Ну да, они, конечно, занимаются, но надо же иметь запасные пути на случай непредвиденных обстоятельств. И потом, жульничают все. Правила существуют для того, чтобы их нарушать и обходить.
Увы, это вечные кружные пути зачастую приводят к неуверенности в себе и бесправию. Один мой добрый московский приятель купил дачный участок под городом. Цена дошла до нескольких сотен тысяч долларов, но в официальном договоре была указана значительно меньшая сумма, чтобы ни продавцу, ни покупателю не пришлось платить налог. Это становится системой при купле-продаже выгодных земельных участков возле больших городов вроде Москвы или Санкт-Петербурга.
Мой приятель Данила заплатил задаток в несколько тысяч долларов по соглашению. Но продавец вдруг пошел на попятный, усомнившись, что получит оговоренную сумму. Менеджер умыл руки. И посредник по продаже недвижимости привлек к суду — Данилу. Посредник желал получить свои деньги, и его не волновало, кому придется раскошеливаться. Данила оказался в тяжелейшей ситуации, в которую никогда бы не попал, если бы с самого начала все делалось по закону.
Феномен непотизма тесно связан с коррупцией. Я не знаю, можно ли применительно к России говорить о кумовстве в финском смысле слова, ибо что есть кумовство в обществе, где все построено на личных связях?
В российском обществе без связей не проживешь. Особенно они нужны, когда ищешь место. Получить хорошую высокооплачиваемую работ, не имея связей, практически невозможно. Система держится на том, что кто-то знает кого-то, кто знает подходящего кандидата. По существу, все строится на личном доверии. Если речь идет о сколько-нибудь высокой должности, работодателю важно найти человека, который был бы лично обязан ему.
Мой хороший петербургский приятель Глеб — один из руководителей процветающего предприятия, которое занимается утилизацией отходов. За последние два года он устроил на работу двух своих близких друзей, а также тестя. Сейчас Глеб пытается уговорить своего лучшего друга Женю переехать в Москву, чтобы открыть там филиал фирмы. Заняться московским филиалом должен именно Женя, его лучший друг — человек, на которого он может положиться как на самого себя.
Предполагается, что Женя должен иметь образование и опыт, подходящие для такой работы. Но не это главное. Личная верность важнее каких-то условных знаний. Вести бизнес в Москве очень рискованно, и человек, которого ты не знаешь лично, может в один прекрасный момент сбежать со всей клиентской базой, основать собственную фирму и загрести прибыль себе.
В России мне приходилось встречать классных специалистов, например сотрудников пресс-служб некоторых предприятий и учреждений. А еще мне случалось натыкаться на работников настолько непрофессиональных, что не знаешь, смеяться или плакать. Первое место после упорной борьбы разделили 22-летняя Лена из пресс-службы «Газпрома» и Ирина — вероятно, еще более юная дама, — из российского Министерства иностранных дел.
Лена отправилась в командировку, организованную «Газпромом», в Ноябрьск. Она была очень красивой блондинкой, но понятия не имела ни о газе, ни о нефти, ни даже о «Газпроме» как о предприятии. Ее вклад в общее дело заключался в бесконечных телефонных разговорах с мужем, которые она вела все два дня командировки. Оказалось, что ее муж — просто удивительно! — тоже работает в «Газпроме».
С Ириной из российского МИДа я имела дело во время поездки в Калининград. У нее была дорожная сумка «Луи Вюиттон» (около тысячи евро) и еще дамская сумочка «Гуччи», поменьше (около трехсот евро). Ирина должна была руководить нашим журналистским пулом. Она не напечатала программу конференции, не знала ни куда мы поедем, ни кто будет принимать участие в конференции, Она понятия не имела, о чем пойдет речь на конференции и почему нас вообще на нее пригласили. Я дар речи потеряла от того, что такую личность могут принять на работу в Министерство иностранных дел и поручить ей журналистов. «Дорогая Анна-Лена, в министерстве работает ее папа, только и всего», — объяснил мне оператор, когда я выразила удивление.
Так что российская система набора персонала дает очень разные результаты. Журналисты довольно часто натыкаются на профи. Просто никогда не знаешь наперед, с кем придется иметь дело. Уровень повышается и понижается совершенно непредсказуемо.
По существу, речь идет об очень старой российской проблеме — невозможности опереться на закон. Общество функционирует не по каким-то общепринятым принципам, которые защищает независимое правосудие. Все построено на связях. Все может в любой момент повернуться как угодно. В таком обществе ни на что нельзя полагаться — только на собственные связи.
Поэтому в профессиональной жизни следует окружать себя людьми, с которыми у тебя хорошие личные отношения. Естественно, этим людям надо время от времени оказывать ответные услуги. Например, обеспечивать их некомпетентных жен и дочек непыльной работой в пресс-службе.
@темы: Избранные работы