Beat The Devil's Tattoo
Глава 7 и 8Глава 7. РУССКИЕ ИМЕНА
«Тебя зовут Анна или Лена?»
Этот вопрос я часто слышу от озадаченных русских. И Анна и Лена — русские имена, тут ничего сложного. А вот когда они вместе — это непонятно. Двойных имен в России не существует, здесь людей зовут по одному образцу: имя, отчество, фамилия.
Это значит, что если твоего отца зовут Николай Иванов, а тебя назвали Татьяной, то ты — Татьяна Николаевна Иванова. Если ты Татьянин брат и крестили тебя Сергеем, то тебя зовут Сергей Николаевич Иванов.
Женщины добавляют «а» к фамилии (так, жену Медведева зовут Светлана Медведева). Это не распространяется на украинские фамилии вроде Чумаченко или Мазуренко — они всегда кончаются на «о».
Список имен, из которых могут выбирать русские православные, ограничен. Православная Церковь признает только христианские имена, то есть имена из византийских православных святцев — на практике греческие, еврейские или латинские, принявшие церковнославянскую форму. Поэтому в России так много Николаев, Алексеев, Сергеев и Дмитриев.
Есть и славянские по происхождению имена, принятые Церковью, например мужские имена Ярослав и Ростислав, и такие женские имена, как Надежда, Любовь и Светлана. Некоторые русские имена — память об эпохе викингов. Олег и Ольга — русская форма от Хельге и Хельга, Владимир — переделанное Вольдемар.
Русская Православная Церковь принимает и некоторые европейские имена, например Маргарита, Филипп, Вероника и Эдуард. Но их все еще довольно мало. И совсем нет в России Кевинов, Уильямов или Оливеров. Не говоря уж о Бруках или Риджах.
Неудивительно, что ограниченное количество имен стало причиной бескрайнего моря разных форм этих имен. У каждого русского имени есть уменьшительно-ласкательная форма, а также десятки уменьшительных от этой ласкательной формы. Уменьшительное имя моего имени Анна — Аня. Из него можно сделать Анечка, Аннушка, Анюта, Нюра, Анька и так далее. Женщину по имени Мария могут звать Маша (Машенька, Муся…), Александра и Александру зовут Саша (Саш, Сашенька…), Алексея — Леша (Лёш, Лёлик…), Сергея — Сережа (Серега, Сереж…), Николая — Коля (Коль, Коленька…), Екатерину — Катя (Катенька, Катюшка…), Ксению — Ксюша (Ксюш, Ксюшенька…), Владимира — Володя (Вова, Володька…).
Русские друзья почти никогда не называют друг друга иначе, как ласкательными именами. Познакомившись, люди переходят на уменьшительные имена и со временем могут изобрести особые формы для одних и тех же имен. С иностранными именами возникают проблемы, но тут можно проявить фантазию. Например, моего приятеля Киммо мои русские друзья зовут Киммочик.
У разных ласкательных форм одних и тех же имен бывают разные коннотации. Называть женщину по имени Надежда Надей — нейтрально, так ее называет большинство. «Наденька» имеет оттенок близости, что делает эту форму неподходящей для употребления кем-то еще, кроме близких этой женщины. Например, одна моя подруга обижается, когда коллеги-мужчины называют ее Наденькой. Имеют наглость позволять себе такое, говорит она.
Другую подругу, Анну, раздражает, когда ее начальник называет ее Анечкой: «К мужчинам подчиненным он никогда так не обращается — не называет, например, моего сослуживца Сашенька. Называть меня Анечка — способ употребить власть и унизить меня. А вот Аня — вполне нормально», — считает она.
Интересно, что имена вроде Таня, Аня, Катя и Надя распространились и стали популярными в Финляндии, хотя это не имена, а уменьшительные формы. Эти имена сейчас настолько обычны, что сделались частью шведской и финской традиции имен. Есть и другие, более поздние заимствования, например Саша, — это имя я иногда вижу в разделе «Крестины» в газетах «Хювудстадсбладет» и «Хельсингин Саномат».
Русские обращаются к взрослым незнакомым людям на «вы». Правило простое: обращаться на «вы» к любому человеку старше шестнадцати, и точка. «Тыкают» только близким друзьям.
В то же время официальность обращения не есть нечто незыблемое. Разумеется, «вы» очень важно в начале знакомства, но, как показывает мой опыт, русские быстрее переходят на «ты», чем, например, Французы или немцы. Конечно, такой переход зависит от ситуации и в первую очередь от возраста. Мне немного за тридцать, и если я в свободное время знакомлюсь со своими ровесниками, мы переходим на «ты» в тот же вечер, в особенности если мы повстречались в компании, где люди уже давно знают друг друга.
Я никогда не обращаюсь на «ты» к людям, у которых беру интервью: это было бы ситуационно неправильно, поскольку у нас отношения рабочие. Но если я потом повстречаю кого-нибудь из них на улице, вполне возможно, что мы перейдем на «ты», особенно если мы примерно одного возраста.
Люди в Москве быстрее переходят на «ты», чем в Петербурге. Во всяком случае, так утверждает моя подруга Марина. Она родилась в Санкт-Петербурге, но уже десять лет живет и работает в Москве. «Петербуржцы такие чопорные, это город людей с высшим образованием. А москвичи заняты зарабатыванием денег, так что у них нет времени на формальности», — считает она.
Обращение на «вы» необязательно означает такие уж официальные отношения. Вполне можно обращаться к людям, которым «выкаешь» — например, сослуживцам, — при помощи уменьшительных имен. Совершенно нормально сказать «Таня, когда вы едете в отпуск?» или «Сережа, вы не могли бы помочь мне решить эту проблему». Так обращаются к людям, с которыми встречаются каждый день, но с которыми, тем не менее, дружеские отношения не установились.
Так что русские одновременно и официальны, и неофициальны в общении. Слово «вы» важно, но человека, к которому обращаешься на «вы», вполне можно называть уменьшительным именем, прикасаться к нему, подтрунивать над ним. В Финляндии люди чаще «тыкают» друг другу, но при этом не касаются друг друга и не зубоскалят. В России же совершенно нормально подшутить над человеком, к которому обращаешься на «вы».
Я заметила, что русские чаще всего обращаются к своим свекрам и тестям на «вы», независимо от возраста. Родителей своего лучшего друга Алексея — Рудольфа и Татьяну — я знаю так долго, что уже могу «тыкать» им, но подружка Алексея говорит им «вы». Вся моя петербургская компания обращается к родителям друзей на «вы» и по имени-отчеству, вежливо. И вовсе не потому, что отношения между этими людьми формальные или натянутые — они знакомы с родителями друзей с самого детства. Просто обращение на «вы» — способ продемонстрировать уважение и вежливость.
Когда мы собираемся все вместе, я часто чувствую себя дикарем — я единственная обращаюсь к Рудольфу и Татьяне, которые много старше меня, на «ты». Но теперь уже поздно что-то менять — я начала «тыкать» им еще до того, как изучила русский язык достаточно хорошо, чтобы постичь такие нюансы. И никто ничего не имеет против. Русские в подобных вопросах не слишком церемонны и иностранцу великодушно прощают нарушения этикета.
Русские всегда зовут друг друга по имени, это вежливо. Люди редко обращаются друг к другу на западный манер, то есть «господин Иванов» или «госпожа Иванова». Когда хотят быть вежливыми, обращаются к собеседнику по имени-отчеству. Например, к Борису Ельцину часто обращались «Борис Николаевич», также как к Дмитрию Медведеву — «Дмитрий Анатольевич», а не «господин Ельцин» или «господин Медведев». Когда русские беседуют, они часто употребляют имена: «конечно, Татьяна Николаевна», «ну, нет, Виктор Иванович». Это способ показать, что собеседники видят друг друга, и русские прибегают к нему значительно чаще, чем, например, финны.
Существует два способа обратиться к русскому человеку по имени. Если отношения официальные, к человеку обращаются по имени и отчеству. А хорошие друзья выбирают одну из бескрайнего моря ласкательных форм, скрытых в каждом русском имени.
Я никогда не слышала, чтобы кто-то назвал какого-нибудь Владимира просто Владимир. Если хотят быть вежливыми, говорят «Владимир Сергеевич». Если отношения неформальные и дружеские, говорят «Володя» или «Вова». Жена Владимира, зовя супруга ужинать, может сказать ласковое «Вовочка».
Вот почему советник Буша упустил очень важный момент, присоветовав Бушу говорить «мой друг Владимир». Бушу следовало говорить «мой друг Володя», и никак иначе.
Русский обычай обращаться на «вы» ко всем, кроме старых друзей, очень удобен. Он последовательный и цельный, благодаря чему проще общаться с окружающими. Даже при том, что в Финляндии я привыкла обращаться ко всем на «ты», я иногда ощущаю скандинавскую неформальность как лицемерную или навязанную. Мне, например, не нравится, когда рекламное письмо начинается словами «Привет, Анна-Лена!». Подобное обращение было бы невозможным в России, где я госпожа Лаурен и в формальном, и в профессиональном общении.
Прекрасно, когда есть возможность держать дистанцию с людьми по своему усмотрению. Заодно при обращении на «вы» гораздо проще отстаивать свои права, например в качестве покупателя. Москва, как я уже говорила, город весьма несентиментальный, и тот, кто не научится орудовать локтями, навечно останется последним в очереди. Поэтому иногда приходится быть резким с людьми. Это неприятно, но обращением на «вы» люди выказывают хотя бы минимальное уважение и к тому же демонстрируют, что конфликт не носит личного характера.
Можно также обращаться на «вы» к людям, которых хорошо знаешь, но которые, например, значительно старше тебя. К русскому оператору нашего финского канала я на «вы» не обращаюсь — мы коллеги, а корреспонденты и операторы в принципе не «выкают» друг другу. Однако я заметила, что это иногда раздражает пожилого оператора, которому казалось неестественным, что ему «тыкает» девчушка почти вдвое моложе его. То, что он сам обращался ко мне на «ты», было совершенно в порядке вещей, как и то, что к нему обращались на «ты» двое других корреспондентов. Ведь они старше меня. В этом случае я решила нарушить русскую традицию, поскольку рабочее место было финским, и я считаю, что отношения между корреспондентом и оператором не должны зависеть от возраста и пола. Для России это, конечно, несбыточная мечта.
Но такое исключение подтверждает правило. К другим людям моей профессиональной среды, которые старше меня, я обращаюсь на «вы», даже к людям, ставшим близкими мне. Моя любимая преподавательница русского языка Маргарита через несколько лет стала моим другом, но, несмотря на это, я всегда обращаюсь к ней на «вы». Ведь она мой преподаватель, которым я дорожу и которого уважаю в высочайшей степени.
Обращение на «вы» делает общение более многозначным. Это один из многих факторов, которые делают жизнь в России более многообразной и отлаженной, чем в Финляндии. Обращением можно обозначить немало — возраст, пол, иерархию. Как и все прочее в России, эти сообщения не прямые, а скрыты между строк.
Глава 8. ДЕНЬ ПОБЕДЫ
В июне машины в Москве долго ездят с черно-оранжевыми ленточками, привязанными к радиоантеннам. Когда я вижу проносящиеся мимо пыльные «Жигули» с развевающимися на антеннах ленточками, грязными до неузнаваемости, мне в голову приходят две мысли: 1. Как прекрасно, что можно испытывать такую гордость за свою страну, что русские знают свою историю и черпают в ней силы. 2. Вот едет некто, кто может позволить себе только «Жигули», потому что живет в стране, которая благосклонна лишь к сильным. И все-таки он прославляет эту систему. Бедняга.
Русские вообще очень гордятся своей страной. Знание истории приходит к ним как бы само по себе, история — часть их повседневной жизни с детского сада до достижения трудоспособного возраста. И первым делом они узнают о Великой Отечественной, то есть Второй мировой войне.
Россия спасла Европу от фашизма, избавление Европы свершилось русской кровью и русскими слезами. В этом глубоко убежден всякий россиянин, и убежденность эта ежегодно находит выражение девятого мая, когда вся страна празднует День Победы и Москва пестрит этими черно-оранжевыми («героическими») ленточками. Их цвета повторяют цвета известного знака отличия — Георгиевского креста.
Георгиевский крест был самой почетной наградой в царской армии. Поэтому, строго говоря, его не следовало бы связывать с историей Советского Союза — Советского Союза, который уничтожил царскую Россию, расстрелял царскую семью и стер все следы старой империи, чтобы построить новый, советский мир.
Но в современной России частенько перемешивают символы разных исторических эпох и употребляют их в подходящем контексте, чтобы придать себе уверенности, укрепить чувство единства, доказать принадлежность к великой стране с великой историей.
И это действует. Чувство «великой страны» глубоко даже у тех, кого система предала, даже у бедных и обнищавших. В России все гордятся Днем Победы, потому что это всеобщий праздник.
Честно говоря, я не знаю, что и думать об этом удивительном явлении, ибо оно, как и все в России, многослойно. Часто мне бывает горько оттого, что в День Победы возникает ощущение какого-то массового психоза и единственной целью становится прославление военной мощи Советского Союза. Понимания того, чем обернулась для Восточной Европы победа Советского Союза, нет. Понимания того, что многие из тех двадцати семи миллионов, кто пожертвовал собой во время войны, погибли зря, так как руководству было наплевать на потери, — тоже нет. Есть только некое расплывчатое, но стойкое представление о принадлежности к народу, который избавил Европу от зла и страданий.
И все же я не могу оставаться в стороне от праздника. Потому что День Победы — это не только военные парады и громкие речи о славной истории России; это и радость тоже. Радость и общение — то, что так хорошо получается у русских.
Ветераны войны идут по улицам Москвы; их грудь украшают ордена, а руки полны цветов. Их поздравляют от всей души. День нерабочий. В парках молодежь и родители с детьми; люди поджаривают сосиски или шашлык и пьют пиво. Вся Москва поет и улыбается.
День Победы — это в первую очередь день, который люди с удовольствием проводят вместе. Сама я праздновала свой первый День Победы в Москве, сидя со своими русскими друзьями на берегу Москвы-реки и поджаривая сосиски на костре. Мы пели песни, играли на гитаре и совершенно не думали о войне или о том, что на берегу реки сидят представители двух народов, когда-то давным-давно сражавшихся друг против друга.
Приятно видеть, как пожилых людей славят всем миром и так искренне, как славят девятого мая русских ветеранов. Есть вообще что-то очень располагающее в этой русской способности вместе вспоминать свое прошлое и своих ветеранов, вместе радоваться окончанию войны, не давать коллективной памяти умереть. В отличие от жителей многих западноевропейских стран, русские знают свою историю. (Мы, живущие на Западе, не всегда согласны с их толкованием истории, но это уже другой вопрос.) У русских есть стойкое чувство сопричастности к прошлому страны, того, что они участвуют в великом процессе — славном марше русского народа. Иногда оно, к сожалению, выражается в ксенофобии и правом экстремизме, но это же чувство объединяет людей, позволяет им быть вместе и всюду чувствовать себя как дома.
Думаю, в этом одна из причин неожиданно хорошей осведомленности русских в истории Финляндии. По сравнению с нашими западными соседями — шведами — русские вообще довольно много знают о нас. Они испытывают чувство общности с финнами — ведь мы тоже были частью России. Контраст со Швецией огромен: все, кто сталкивался с абсолютной невежественностью шведов в том, что касается Финляндии, поймут, о чем я говорю, а ведь Финляндия была частью Швеции семьсот лет. Великое княжество Финляндское существовало чуть больше ста лет, но все равно русские ориентируются в финской истории гораздо лучше шведов.
Почему так получается — огромная страна вроде России знает о своих соседях больше, чем маленькая страна вроде Швеции? Наверное, причина в том, что в России история всегда рядом с тобой. Она вписана в политику, общество и сознание людей иначе, нежели на Западе.
Мы сидим на берегу реки, жарим сосиски и поем песни; мои друзья знают множество старых песен — и коммунистических, и даже времен Гражданской войны. Моим друзьям от 20 до 35 лет, и многие застали коммунистическую Россию только в самом раннем детстве. И тем не менее они знают старые песни.
День Победы в первую очередь — праздник единения, всеобщий праздник. В России на редкость важно ощущение принадлежности к коллективу. Общие для всех ритуалы, касающиеся Дня Победы, — это несколько оставшихся от коммунизма церемоний; похоже, с каждым годом они становятся все важнее и принимают новые формы. Затее с так называемыми «героическими ленточками» всего несколько лет, но она быстро укоренилась. Ленточки раздают бесплатно почти на каждом углу, они на лацканах пиджаков, на машинах и на элегантных сумочках молодых женщин.
Благодаря всему этому я понимаю День Победы, понимаю, почему он так важен для русских. И все-таки каждый раз, когда его празднуют, я испытываю грусть и желание поспорить.
День Победы окружен ложью, которая ощущается тем острее, чем напыщеннее мероприятия. Ведь именно Вторая мировая война продемонстрировала слабость советского руководства. Москва сумела выстоять только благодаря нескольким компетентным генералам и практически безграничным людским ресурсам: погибших на фронте солдат просто заменяли новыми. Советское руководство посылало на фронт миллионы солдат в качестве пушечного мяса — без подготовки, без достаточного количества оружия, боеприпасов и приличного обмундирования. Во время войны погибли от 20 до 30 миллионов советских граждан — это превосходит потери всех участвовавших в войне государств. Огромная часть этих потерь не была вызвана какой-либо естественной необходимостью — она была вызвана исключительно некомпетентностью.
Наверное, нет другого строя, который отнял бы столько человеческих жизней, сколько отнял коммунизм.
Это в России не обсуждается. Не обсуждается аннексия прибалтийских государств. Не обсуждаются концлагеря ГУЛАГа. Не обсуждается ни одна из кровоточащих ран русской истории, ран, которые не затянутся, пока Россия будет делать вид, что их не существует. От тишины, которая окружает страдания русского народа и чудовищные просчеты руководителей, звенит в ушах.
«Всю свою жизнь я посвятил одному: пробудить в людях желание понять нашу историю. До тех пор, пока мы не посмотрим нашей истории в лицо, общество не сможет двигаться вперед», — говорит Игорь Чубайс, доктор исторических наук и либеральный оппозиционер, москвич. Игорь — один из тех, кого я встретила, работая в Москве, и с кем я по-настоящему подружилась.
Игорь Чубайс ведет ток-шоу на радиостанции «Говорит Москва». Мы встречаемся, когда он приглашает меня поговорить о Финляндии, о том, почему экономика Финляндии настолько жизнеспособнее российской. Или, если сформулировать вопрос на российский манер, почему финны живут намного лучше русских.
Этот вопрос Игорь задает мне в прямом эфире. И все, что я могу ответить: «Потому что у нас никогда не было коммунизма».
Невозможно представить себе все те беды, которые коммунизм принес России; коротко же можно сказать так: коммунизм разрушил русское общество и русскую экономику. Это главная причина того, почему Финляндия сейчас живет гораздо лучше России, хотя в России коммунизм рухнул еще в 1991 году. Но русские так и не осознали этого до конца.
Мой приятель Николай из Санкт-Петербурга разгуливает в модной толстовке с буквами «СССР» на груди. Коля носит ее не потому, что он хочет непременно вернуть советские времена. Он носит ее потому, что это стильно, — старые советские символы сейчас в моде. А еще потому, что считает советские времена периодом, когда Россия была могущественной. Это естественное состояние России.
Весна 2007 года, конфликт вокруг Бронзового Солдата между Россией и Эстонией в разгаре. Я обсуждаю его с Колей и Янсоном, которых числю среди своих лучших друзей. Оба — люди с высшим образованием, экономисты, окончившие Санкт-Петербургский университет. Янсон работает в телекоммуникационной компании в Санкт-Петербурге, а Коля — в компании «Рено» в Париже. Критически настроены по отношению к Путину и нынешнему российскому режиму. Знают иностранные языки, либеральны, много путешествуют. Таких, как Коля и Янсон, я всегда привожу в пример, когда критикую финскую журналистскую братию за устаревшие взгляды на Россию; но сейчас они с пеной у рта отстаивают безмозглую политику России по отношению к Эстонии. И делают они это по одной причине — речь идет о Великой Отечественной войне.
«Есть вещи, которые просто нельзя прощать. Эстонцы оскорбили Россию и нашу историю», — говорит Янсон. Я согласна, что время для переноса памятника — за несколько недель до Дня Победы — выбрано плохо. К тому же весьма неумно со стороны эстонского правительства осуществлять внутреннюю политику за счет отношений с Москвой. Откровенно говоря, эстонское правительство ведет себя просто глупо. Но факт остается фактом: эстонцы имеют право перемещать по своей территории столько памятников, сколько им будет угодно.
Я спрашиваю у Коли и Янсона: разве трудно понять, что Эстония просто не хотела быть частью Советского Союза? Вот поэтому эстонцы и вознамерились перенести памятник.
«Что значит „не хотела"? Так решили на Ялтинской конференции», — говорит Коля. «Да, но эстонцев никто не спрашивал». — «Анна-Лена, милая! Ты что думаешь, кто-то будет спрашивать такие маленькие страны, когда речь идет о большой политике?»
Тут я начинаю злиться. В России есть вещи, на которые реагируешь подсознательно, если ты финн. «Могу только сказать, что лично я ужасно благодарна, что Финляндия во время Второй мировой смогла отбиться от Красной Армии. Иначе нам бы не так хорошо жилось, как теперь», — ядовито отвечаю я.
Коля тут же торопится объяснить, что Финляндия — совсем другое дело. Вы были практически независимы еще при русских. А вот Эстония никогда не была полноценным государством.
Существует не так много вопросов, которые я не могу обсуждать со своими русскими друзьями, но это — один из таких вопросов. Мы просто прекращаем спор и говорим о другом. Нет смысла препираться весь день, а только это и может случиться, если мы продолжим разговор.
Вторая мировая война есть нечто столь священное для русских, что им совершенно неинтересно обсуждать другие точки зрения. Ничего особенного здесь нет — все народы похожи друг на друга. Но в открытых обществах рано или поздно возникает настоятельная необходимость сказать правду или изложить иной взгляд на нее. Немцы были вынуждены предпринять Vergangenheitsbewältigung,[3] французы оказались лицом к лицу со всеми своими преступлениями, совершенными во время Алжирской войны.
Российское общество сегодня открыто больше, чем когда-либо в своей истории. Но открытость эта новая и хрупкая. В то же время русская уверенность в себе тесно связана с восприятием себя как могущественной державы с величественной историей. Отказ от подобного самовосприятия был бы болезненным, да русские и не видят причин для такого отказа. В обществе до сих пор не существует традиции критического анализа истории или всестороннего общественного обсуждения в западноевропейском смысле. В дискуссиях самих по себе недостатка нет: русские — народ весьма склонный к дискуссиям. Но споры о том, как толковать историю, ведет лишь небольшая группка либеральных интеллектуалов. Прочих все это совершенно не интересует, а менее всего эти вопросы интересуют правительство.
Во времена Ельцина наступила короткая передышка. Архивы были открыты, говорилось о лагерях ГУЛАГа. Борис Ельцин первым из российских руководителей признал, что Советский Союз развязал Зимнюю войну. Ельцин понимал, что коммунистическая система разрушила Россию; поэтому он хотел, чтобы правда вышла наружу.
Теперь все снова закрыто, и коммунистические беззакония считаются частью славного прошлого России. Руководство страны целенаправленно эксплуатирует советскую историю, ностальгию и тоску многих россиян по тому времени, когда страна была большой и сильной: «нас боялись».
Поэтому празднование Дня Победы — дело нелегкое. Но факт остается фактом: западный мир не в состоянии изменить русское восприятие истории — перемены должны прийти изнутри. Поэтому процесс будет долгим.
Сама я вношу свою лепту, споря со своими друзьями один раз в году. Пока мы еще не пришли к какому-то единому мнению — не считая того, что мои Русские друзья теперь считают, что Финляндия всегда была самостоятельным государством.
«Тебя зовут Анна или Лена?»
Этот вопрос я часто слышу от озадаченных русских. И Анна и Лена — русские имена, тут ничего сложного. А вот когда они вместе — это непонятно. Двойных имен в России не существует, здесь людей зовут по одному образцу: имя, отчество, фамилия.
Это значит, что если твоего отца зовут Николай Иванов, а тебя назвали Татьяной, то ты — Татьяна Николаевна Иванова. Если ты Татьянин брат и крестили тебя Сергеем, то тебя зовут Сергей Николаевич Иванов.
Женщины добавляют «а» к фамилии (так, жену Медведева зовут Светлана Медведева). Это не распространяется на украинские фамилии вроде Чумаченко или Мазуренко — они всегда кончаются на «о».
Список имен, из которых могут выбирать русские православные, ограничен. Православная Церковь признает только христианские имена, то есть имена из византийских православных святцев — на практике греческие, еврейские или латинские, принявшие церковнославянскую форму. Поэтому в России так много Николаев, Алексеев, Сергеев и Дмитриев.
Есть и славянские по происхождению имена, принятые Церковью, например мужские имена Ярослав и Ростислав, и такие женские имена, как Надежда, Любовь и Светлана. Некоторые русские имена — память об эпохе викингов. Олег и Ольга — русская форма от Хельге и Хельга, Владимир — переделанное Вольдемар.
Русская Православная Церковь принимает и некоторые европейские имена, например Маргарита, Филипп, Вероника и Эдуард. Но их все еще довольно мало. И совсем нет в России Кевинов, Уильямов или Оливеров. Не говоря уж о Бруках или Риджах.
Неудивительно, что ограниченное количество имен стало причиной бескрайнего моря разных форм этих имен. У каждого русского имени есть уменьшительно-ласкательная форма, а также десятки уменьшительных от этой ласкательной формы. Уменьшительное имя моего имени Анна — Аня. Из него можно сделать Анечка, Аннушка, Анюта, Нюра, Анька и так далее. Женщину по имени Мария могут звать Маша (Машенька, Муся…), Александра и Александру зовут Саша (Саш, Сашенька…), Алексея — Леша (Лёш, Лёлик…), Сергея — Сережа (Серега, Сереж…), Николая — Коля (Коль, Коленька…), Екатерину — Катя (Катенька, Катюшка…), Ксению — Ксюша (Ксюш, Ксюшенька…), Владимира — Володя (Вова, Володька…).
Русские друзья почти никогда не называют друг друга иначе, как ласкательными именами. Познакомившись, люди переходят на уменьшительные имена и со временем могут изобрести особые формы для одних и тех же имен. С иностранными именами возникают проблемы, но тут можно проявить фантазию. Например, моего приятеля Киммо мои русские друзья зовут Киммочик.
У разных ласкательных форм одних и тех же имен бывают разные коннотации. Называть женщину по имени Надежда Надей — нейтрально, так ее называет большинство. «Наденька» имеет оттенок близости, что делает эту форму неподходящей для употребления кем-то еще, кроме близких этой женщины. Например, одна моя подруга обижается, когда коллеги-мужчины называют ее Наденькой. Имеют наглость позволять себе такое, говорит она.
Другую подругу, Анну, раздражает, когда ее начальник называет ее Анечкой: «К мужчинам подчиненным он никогда так не обращается — не называет, например, моего сослуживца Сашенька. Называть меня Анечка — способ употребить власть и унизить меня. А вот Аня — вполне нормально», — считает она.
Интересно, что имена вроде Таня, Аня, Катя и Надя распространились и стали популярными в Финляндии, хотя это не имена, а уменьшительные формы. Эти имена сейчас настолько обычны, что сделались частью шведской и финской традиции имен. Есть и другие, более поздние заимствования, например Саша, — это имя я иногда вижу в разделе «Крестины» в газетах «Хювудстадсбладет» и «Хельсингин Саномат».
Русские обращаются к взрослым незнакомым людям на «вы». Правило простое: обращаться на «вы» к любому человеку старше шестнадцати, и точка. «Тыкают» только близким друзьям.
В то же время официальность обращения не есть нечто незыблемое. Разумеется, «вы» очень важно в начале знакомства, но, как показывает мой опыт, русские быстрее переходят на «ты», чем, например, Французы или немцы. Конечно, такой переход зависит от ситуации и в первую очередь от возраста. Мне немного за тридцать, и если я в свободное время знакомлюсь со своими ровесниками, мы переходим на «ты» в тот же вечер, в особенности если мы повстречались в компании, где люди уже давно знают друг друга.
Я никогда не обращаюсь на «ты» к людям, у которых беру интервью: это было бы ситуационно неправильно, поскольку у нас отношения рабочие. Но если я потом повстречаю кого-нибудь из них на улице, вполне возможно, что мы перейдем на «ты», особенно если мы примерно одного возраста.
Люди в Москве быстрее переходят на «ты», чем в Петербурге. Во всяком случае, так утверждает моя подруга Марина. Она родилась в Санкт-Петербурге, но уже десять лет живет и работает в Москве. «Петербуржцы такие чопорные, это город людей с высшим образованием. А москвичи заняты зарабатыванием денег, так что у них нет времени на формальности», — считает она.
Обращение на «вы» необязательно означает такие уж официальные отношения. Вполне можно обращаться к людям, которым «выкаешь» — например, сослуживцам, — при помощи уменьшительных имен. Совершенно нормально сказать «Таня, когда вы едете в отпуск?» или «Сережа, вы не могли бы помочь мне решить эту проблему». Так обращаются к людям, с которыми встречаются каждый день, но с которыми, тем не менее, дружеские отношения не установились.
Так что русские одновременно и официальны, и неофициальны в общении. Слово «вы» важно, но человека, к которому обращаешься на «вы», вполне можно называть уменьшительным именем, прикасаться к нему, подтрунивать над ним. В Финляндии люди чаще «тыкают» друг другу, но при этом не касаются друг друга и не зубоскалят. В России же совершенно нормально подшутить над человеком, к которому обращаешься на «вы».
Я заметила, что русские чаще всего обращаются к своим свекрам и тестям на «вы», независимо от возраста. Родителей своего лучшего друга Алексея — Рудольфа и Татьяну — я знаю так долго, что уже могу «тыкать» им, но подружка Алексея говорит им «вы». Вся моя петербургская компания обращается к родителям друзей на «вы» и по имени-отчеству, вежливо. И вовсе не потому, что отношения между этими людьми формальные или натянутые — они знакомы с родителями друзей с самого детства. Просто обращение на «вы» — способ продемонстрировать уважение и вежливость.
Когда мы собираемся все вместе, я часто чувствую себя дикарем — я единственная обращаюсь к Рудольфу и Татьяне, которые много старше меня, на «ты». Но теперь уже поздно что-то менять — я начала «тыкать» им еще до того, как изучила русский язык достаточно хорошо, чтобы постичь такие нюансы. И никто ничего не имеет против. Русские в подобных вопросах не слишком церемонны и иностранцу великодушно прощают нарушения этикета.
Русские всегда зовут друг друга по имени, это вежливо. Люди редко обращаются друг к другу на западный манер, то есть «господин Иванов» или «госпожа Иванова». Когда хотят быть вежливыми, обращаются к собеседнику по имени-отчеству. Например, к Борису Ельцину часто обращались «Борис Николаевич», также как к Дмитрию Медведеву — «Дмитрий Анатольевич», а не «господин Ельцин» или «господин Медведев». Когда русские беседуют, они часто употребляют имена: «конечно, Татьяна Николаевна», «ну, нет, Виктор Иванович». Это способ показать, что собеседники видят друг друга, и русские прибегают к нему значительно чаще, чем, например, финны.
Существует два способа обратиться к русскому человеку по имени. Если отношения официальные, к человеку обращаются по имени и отчеству. А хорошие друзья выбирают одну из бескрайнего моря ласкательных форм, скрытых в каждом русском имени.
Я никогда не слышала, чтобы кто-то назвал какого-нибудь Владимира просто Владимир. Если хотят быть вежливыми, говорят «Владимир Сергеевич». Если отношения неформальные и дружеские, говорят «Володя» или «Вова». Жена Владимира, зовя супруга ужинать, может сказать ласковое «Вовочка».
Вот почему советник Буша упустил очень важный момент, присоветовав Бушу говорить «мой друг Владимир». Бушу следовало говорить «мой друг Володя», и никак иначе.
Русский обычай обращаться на «вы» ко всем, кроме старых друзей, очень удобен. Он последовательный и цельный, благодаря чему проще общаться с окружающими. Даже при том, что в Финляндии я привыкла обращаться ко всем на «ты», я иногда ощущаю скандинавскую неформальность как лицемерную или навязанную. Мне, например, не нравится, когда рекламное письмо начинается словами «Привет, Анна-Лена!». Подобное обращение было бы невозможным в России, где я госпожа Лаурен и в формальном, и в профессиональном общении.
Прекрасно, когда есть возможность держать дистанцию с людьми по своему усмотрению. Заодно при обращении на «вы» гораздо проще отстаивать свои права, например в качестве покупателя. Москва, как я уже говорила, город весьма несентиментальный, и тот, кто не научится орудовать локтями, навечно останется последним в очереди. Поэтому иногда приходится быть резким с людьми. Это неприятно, но обращением на «вы» люди выказывают хотя бы минимальное уважение и к тому же демонстрируют, что конфликт не носит личного характера.
Можно также обращаться на «вы» к людям, которых хорошо знаешь, но которые, например, значительно старше тебя. К русскому оператору нашего финского канала я на «вы» не обращаюсь — мы коллеги, а корреспонденты и операторы в принципе не «выкают» друг другу. Однако я заметила, что это иногда раздражает пожилого оператора, которому казалось неестественным, что ему «тыкает» девчушка почти вдвое моложе его. То, что он сам обращался ко мне на «ты», было совершенно в порядке вещей, как и то, что к нему обращались на «ты» двое других корреспондентов. Ведь они старше меня. В этом случае я решила нарушить русскую традицию, поскольку рабочее место было финским, и я считаю, что отношения между корреспондентом и оператором не должны зависеть от возраста и пола. Для России это, конечно, несбыточная мечта.
Но такое исключение подтверждает правило. К другим людям моей профессиональной среды, которые старше меня, я обращаюсь на «вы», даже к людям, ставшим близкими мне. Моя любимая преподавательница русского языка Маргарита через несколько лет стала моим другом, но, несмотря на это, я всегда обращаюсь к ней на «вы». Ведь она мой преподаватель, которым я дорожу и которого уважаю в высочайшей степени.
Обращение на «вы» делает общение более многозначным. Это один из многих факторов, которые делают жизнь в России более многообразной и отлаженной, чем в Финляндии. Обращением можно обозначить немало — возраст, пол, иерархию. Как и все прочее в России, эти сообщения не прямые, а скрыты между строк.
Глава 8. ДЕНЬ ПОБЕДЫ
В июне машины в Москве долго ездят с черно-оранжевыми ленточками, привязанными к радиоантеннам. Когда я вижу проносящиеся мимо пыльные «Жигули» с развевающимися на антеннах ленточками, грязными до неузнаваемости, мне в голову приходят две мысли: 1. Как прекрасно, что можно испытывать такую гордость за свою страну, что русские знают свою историю и черпают в ней силы. 2. Вот едет некто, кто может позволить себе только «Жигули», потому что живет в стране, которая благосклонна лишь к сильным. И все-таки он прославляет эту систему. Бедняга.
Русские вообще очень гордятся своей страной. Знание истории приходит к ним как бы само по себе, история — часть их повседневной жизни с детского сада до достижения трудоспособного возраста. И первым делом они узнают о Великой Отечественной, то есть Второй мировой войне.
Россия спасла Европу от фашизма, избавление Европы свершилось русской кровью и русскими слезами. В этом глубоко убежден всякий россиянин, и убежденность эта ежегодно находит выражение девятого мая, когда вся страна празднует День Победы и Москва пестрит этими черно-оранжевыми («героическими») ленточками. Их цвета повторяют цвета известного знака отличия — Георгиевского креста.
Георгиевский крест был самой почетной наградой в царской армии. Поэтому, строго говоря, его не следовало бы связывать с историей Советского Союза — Советского Союза, который уничтожил царскую Россию, расстрелял царскую семью и стер все следы старой империи, чтобы построить новый, советский мир.
Но в современной России частенько перемешивают символы разных исторических эпох и употребляют их в подходящем контексте, чтобы придать себе уверенности, укрепить чувство единства, доказать принадлежность к великой стране с великой историей.
И это действует. Чувство «великой страны» глубоко даже у тех, кого система предала, даже у бедных и обнищавших. В России все гордятся Днем Победы, потому что это всеобщий праздник.
Честно говоря, я не знаю, что и думать об этом удивительном явлении, ибо оно, как и все в России, многослойно. Часто мне бывает горько оттого, что в День Победы возникает ощущение какого-то массового психоза и единственной целью становится прославление военной мощи Советского Союза. Понимания того, чем обернулась для Восточной Европы победа Советского Союза, нет. Понимания того, что многие из тех двадцати семи миллионов, кто пожертвовал собой во время войны, погибли зря, так как руководству было наплевать на потери, — тоже нет. Есть только некое расплывчатое, но стойкое представление о принадлежности к народу, который избавил Европу от зла и страданий.
И все же я не могу оставаться в стороне от праздника. Потому что День Победы — это не только военные парады и громкие речи о славной истории России; это и радость тоже. Радость и общение — то, что так хорошо получается у русских.
Ветераны войны идут по улицам Москвы; их грудь украшают ордена, а руки полны цветов. Их поздравляют от всей души. День нерабочий. В парках молодежь и родители с детьми; люди поджаривают сосиски или шашлык и пьют пиво. Вся Москва поет и улыбается.
День Победы — это в первую очередь день, который люди с удовольствием проводят вместе. Сама я праздновала свой первый День Победы в Москве, сидя со своими русскими друзьями на берегу Москвы-реки и поджаривая сосиски на костре. Мы пели песни, играли на гитаре и совершенно не думали о войне или о том, что на берегу реки сидят представители двух народов, когда-то давным-давно сражавшихся друг против друга.
Приятно видеть, как пожилых людей славят всем миром и так искренне, как славят девятого мая русских ветеранов. Есть вообще что-то очень располагающее в этой русской способности вместе вспоминать свое прошлое и своих ветеранов, вместе радоваться окончанию войны, не давать коллективной памяти умереть. В отличие от жителей многих западноевропейских стран, русские знают свою историю. (Мы, живущие на Западе, не всегда согласны с их толкованием истории, но это уже другой вопрос.) У русских есть стойкое чувство сопричастности к прошлому страны, того, что они участвуют в великом процессе — славном марше русского народа. Иногда оно, к сожалению, выражается в ксенофобии и правом экстремизме, но это же чувство объединяет людей, позволяет им быть вместе и всюду чувствовать себя как дома.
Думаю, в этом одна из причин неожиданно хорошей осведомленности русских в истории Финляндии. По сравнению с нашими западными соседями — шведами — русские вообще довольно много знают о нас. Они испытывают чувство общности с финнами — ведь мы тоже были частью России. Контраст со Швецией огромен: все, кто сталкивался с абсолютной невежественностью шведов в том, что касается Финляндии, поймут, о чем я говорю, а ведь Финляндия была частью Швеции семьсот лет. Великое княжество Финляндское существовало чуть больше ста лет, но все равно русские ориентируются в финской истории гораздо лучше шведов.
Почему так получается — огромная страна вроде России знает о своих соседях больше, чем маленькая страна вроде Швеции? Наверное, причина в том, что в России история всегда рядом с тобой. Она вписана в политику, общество и сознание людей иначе, нежели на Западе.
Мы сидим на берегу реки, жарим сосиски и поем песни; мои друзья знают множество старых песен — и коммунистических, и даже времен Гражданской войны. Моим друзьям от 20 до 35 лет, и многие застали коммунистическую Россию только в самом раннем детстве. И тем не менее они знают старые песни.
День Победы в первую очередь — праздник единения, всеобщий праздник. В России на редкость важно ощущение принадлежности к коллективу. Общие для всех ритуалы, касающиеся Дня Победы, — это несколько оставшихся от коммунизма церемоний; похоже, с каждым годом они становятся все важнее и принимают новые формы. Затее с так называемыми «героическими ленточками» всего несколько лет, но она быстро укоренилась. Ленточки раздают бесплатно почти на каждом углу, они на лацканах пиджаков, на машинах и на элегантных сумочках молодых женщин.
Благодаря всему этому я понимаю День Победы, понимаю, почему он так важен для русских. И все-таки каждый раз, когда его празднуют, я испытываю грусть и желание поспорить.
День Победы окружен ложью, которая ощущается тем острее, чем напыщеннее мероприятия. Ведь именно Вторая мировая война продемонстрировала слабость советского руководства. Москва сумела выстоять только благодаря нескольким компетентным генералам и практически безграничным людским ресурсам: погибших на фронте солдат просто заменяли новыми. Советское руководство посылало на фронт миллионы солдат в качестве пушечного мяса — без подготовки, без достаточного количества оружия, боеприпасов и приличного обмундирования. Во время войны погибли от 20 до 30 миллионов советских граждан — это превосходит потери всех участвовавших в войне государств. Огромная часть этих потерь не была вызвана какой-либо естественной необходимостью — она была вызвана исключительно некомпетентностью.
Наверное, нет другого строя, который отнял бы столько человеческих жизней, сколько отнял коммунизм.
Это в России не обсуждается. Не обсуждается аннексия прибалтийских государств. Не обсуждаются концлагеря ГУЛАГа. Не обсуждается ни одна из кровоточащих ран русской истории, ран, которые не затянутся, пока Россия будет делать вид, что их не существует. От тишины, которая окружает страдания русского народа и чудовищные просчеты руководителей, звенит в ушах.
«Всю свою жизнь я посвятил одному: пробудить в людях желание понять нашу историю. До тех пор, пока мы не посмотрим нашей истории в лицо, общество не сможет двигаться вперед», — говорит Игорь Чубайс, доктор исторических наук и либеральный оппозиционер, москвич. Игорь — один из тех, кого я встретила, работая в Москве, и с кем я по-настоящему подружилась.
Игорь Чубайс ведет ток-шоу на радиостанции «Говорит Москва». Мы встречаемся, когда он приглашает меня поговорить о Финляндии, о том, почему экономика Финляндии настолько жизнеспособнее российской. Или, если сформулировать вопрос на российский манер, почему финны живут намного лучше русских.
Этот вопрос Игорь задает мне в прямом эфире. И все, что я могу ответить: «Потому что у нас никогда не было коммунизма».
Невозможно представить себе все те беды, которые коммунизм принес России; коротко же можно сказать так: коммунизм разрушил русское общество и русскую экономику. Это главная причина того, почему Финляндия сейчас живет гораздо лучше России, хотя в России коммунизм рухнул еще в 1991 году. Но русские так и не осознали этого до конца.
Мой приятель Николай из Санкт-Петербурга разгуливает в модной толстовке с буквами «СССР» на груди. Коля носит ее не потому, что он хочет непременно вернуть советские времена. Он носит ее потому, что это стильно, — старые советские символы сейчас в моде. А еще потому, что считает советские времена периодом, когда Россия была могущественной. Это естественное состояние России.
Весна 2007 года, конфликт вокруг Бронзового Солдата между Россией и Эстонией в разгаре. Я обсуждаю его с Колей и Янсоном, которых числю среди своих лучших друзей. Оба — люди с высшим образованием, экономисты, окончившие Санкт-Петербургский университет. Янсон работает в телекоммуникационной компании в Санкт-Петербурге, а Коля — в компании «Рено» в Париже. Критически настроены по отношению к Путину и нынешнему российскому режиму. Знают иностранные языки, либеральны, много путешествуют. Таких, как Коля и Янсон, я всегда привожу в пример, когда критикую финскую журналистскую братию за устаревшие взгляды на Россию; но сейчас они с пеной у рта отстаивают безмозглую политику России по отношению к Эстонии. И делают они это по одной причине — речь идет о Великой Отечественной войне.
«Есть вещи, которые просто нельзя прощать. Эстонцы оскорбили Россию и нашу историю», — говорит Янсон. Я согласна, что время для переноса памятника — за несколько недель до Дня Победы — выбрано плохо. К тому же весьма неумно со стороны эстонского правительства осуществлять внутреннюю политику за счет отношений с Москвой. Откровенно говоря, эстонское правительство ведет себя просто глупо. Но факт остается фактом: эстонцы имеют право перемещать по своей территории столько памятников, сколько им будет угодно.
Я спрашиваю у Коли и Янсона: разве трудно понять, что Эстония просто не хотела быть частью Советского Союза? Вот поэтому эстонцы и вознамерились перенести памятник.
«Что значит „не хотела"? Так решили на Ялтинской конференции», — говорит Коля. «Да, но эстонцев никто не спрашивал». — «Анна-Лена, милая! Ты что думаешь, кто-то будет спрашивать такие маленькие страны, когда речь идет о большой политике?»
Тут я начинаю злиться. В России есть вещи, на которые реагируешь подсознательно, если ты финн. «Могу только сказать, что лично я ужасно благодарна, что Финляндия во время Второй мировой смогла отбиться от Красной Армии. Иначе нам бы не так хорошо жилось, как теперь», — ядовито отвечаю я.
Коля тут же торопится объяснить, что Финляндия — совсем другое дело. Вы были практически независимы еще при русских. А вот Эстония никогда не была полноценным государством.
Существует не так много вопросов, которые я не могу обсуждать со своими русскими друзьями, но это — один из таких вопросов. Мы просто прекращаем спор и говорим о другом. Нет смысла препираться весь день, а только это и может случиться, если мы продолжим разговор.
Вторая мировая война есть нечто столь священное для русских, что им совершенно неинтересно обсуждать другие точки зрения. Ничего особенного здесь нет — все народы похожи друг на друга. Но в открытых обществах рано или поздно возникает настоятельная необходимость сказать правду или изложить иной взгляд на нее. Немцы были вынуждены предпринять Vergangenheitsbewältigung,[3] французы оказались лицом к лицу со всеми своими преступлениями, совершенными во время Алжирской войны.
Российское общество сегодня открыто больше, чем когда-либо в своей истории. Но открытость эта новая и хрупкая. В то же время русская уверенность в себе тесно связана с восприятием себя как могущественной державы с величественной историей. Отказ от подобного самовосприятия был бы болезненным, да русские и не видят причин для такого отказа. В обществе до сих пор не существует традиции критического анализа истории или всестороннего общественного обсуждения в западноевропейском смысле. В дискуссиях самих по себе недостатка нет: русские — народ весьма склонный к дискуссиям. Но споры о том, как толковать историю, ведет лишь небольшая группка либеральных интеллектуалов. Прочих все это совершенно не интересует, а менее всего эти вопросы интересуют правительство.
Во времена Ельцина наступила короткая передышка. Архивы были открыты, говорилось о лагерях ГУЛАГа. Борис Ельцин первым из российских руководителей признал, что Советский Союз развязал Зимнюю войну. Ельцин понимал, что коммунистическая система разрушила Россию; поэтому он хотел, чтобы правда вышла наружу.
Теперь все снова закрыто, и коммунистические беззакония считаются частью славного прошлого России. Руководство страны целенаправленно эксплуатирует советскую историю, ностальгию и тоску многих россиян по тому времени, когда страна была большой и сильной: «нас боялись».
Поэтому празднование Дня Победы — дело нелегкое. Но факт остается фактом: западный мир не в состоянии изменить русское восприятие истории — перемены должны прийти изнутри. Поэтому процесс будет долгим.
Сама я вношу свою лепту, споря со своими друзьями один раз в году. Пока мы еще не пришли к какому-то единому мнению — не считая того, что мои Русские друзья теперь считают, что Финляндия всегда была самостоятельным государством.
@темы: Избранные работы